***
Его юность типична для дворянского отпрыска, рожденного на излете «московского» периода царствования Петра I. Лет до шестнадцати он воспитывался дома, в рязанской вотчине своего родителя, помещика средней руки. О его детстве и отрочестве не сохранилось никаких известий. Вероятно, он рос и развивался подобно тысячам других русских баричей, его сверстников. Как и они, был разбалован и закормлен подобострастными мамушками и дядьками; как и они, целыми днями бил баклуши, перемежая это занятие с игрой в бабки с дворовыми мальчишками и инспектированием голубятни; как и они, засматривался, не особенно таясь, на сенных девушек; как и они, начал свое образование чтением Псалтири, да им же и закончил, потому что никаких других наук учитель его, – местный дьячок, – преподать не мог.
В 1714 году, на смотре дворянских недорослей в Москве, Азарьин предстал пред грозные царевы очи. Петр с одобрением оглядел его молодцеватую стать, сгреб в кулак упрямый рыжий вихор на лбу и, приподняв голову, заглянул в глаза. Азарьин в страхе зажмурился. «Добро, поглядим, может, из него и получится что-нибудь путное», – донеслись до него государевы слова. Он был зачислен в подготовительный класс Навигацкой школы, которая размещалась тогда в Сухаревой башне. Но тамошние порядки показались ему чрезмерно тяжелы, и он, вместе с несколькими такими же шалопаями, решил самовольно переменить род службы, для чего поступил в Славяно-латинскую академию1 при Спасском монастыре. Новых учеников поселили в пустующих кельях.
В тот год Москву заполонили толпы божьих людей – юродивых, блаженных, бесноватых кликуш. Никто не знал, откуда они взялись в таком большом количестве. В дырявых рубищах, босые, со спутанными волосами, они ходили по Гостиному двору, забредали в церкви, дома, архиерейские палаты, дворцы, сопровождали духовные процессии. По городу распространялась молва об их странных пророчествах – по большей части совершенно бессмысленных и оттого еще более будоражащих суеверные умы. Москвичи спешили одарить этих будто бы отмеченных небесной благодатью бродяг деньгами или одеждой, хозяева лавок наперебой зазывали их к себе, почитая таковое посещение за знак Божьего благословения на свой дом, семейство, дела; церковное начальство и вельможи оказывали им самое щедрое покровительство. Находили они приют и в Спасском монастыре.