– Хочу я просить руки Натальи Ильиничны?
Яхонтов улыбнулся.
– А что ж скажет ваш дядя? Возможно, он иное намерение насчет брака имеет.
– Я уже писал Петру Людвиговичу, и он выражает согласие на брак наш с Наташенькой.
– И Наташа дала вам своё благосклонное согласие?
– Мне было бы неловко спрашивать Наталью Ильиничну об этом, не заручившись сперва вашим согласием.
– Если племянница моя не выскажет возражений, то и я, со своей стороны, не вижу причин для отказа, – заключил Яхонтов. Барон Медякин с облегчением выдохнул.
– Не соблаговолите ли, сударь, остаться на ужин? – осведомился Яхонтов.
– С превеликим удовольствием, Николай Николаевич, однако прежде мне надлежит забрать Наталью Ильиничну от травницы, к которой она изволила поехать, и переговорить с ней наедине. А уж потом, независимо от её ответа, мы непременно явимся к вам на ужин, – уверил барон.
– Что ж, будем ожидать вас к семи часам вечера. И Евдокию Ивановну прихватите, ежели можно. Ведь как же ваша сестрица весь вечер дома одна скучать будет.
– Непременно будем, – с готовностью согласился барон Медякин.
***
– Светланушка, душенька, куда это вы собрались в такую рань? И как же ваша нога? – удивилась Лилия Сергеевна, едва увидев дочь.
– Мама, мне уже полегчало. Я собиралась навестить травницу. Вы ведь знаете, именно она спасла мне жизнь. Да и думаю, прикуплю у неё травок разных, чтобы нога скорее выздоровела, – тараторила я, стараясь, чтобы мать не вздумала меня останавливать.– Не переживайте, меня Пелагея сопроводит, да и кучер, ежели что, сможет защитить.
Поблагодарив мать за завтрак, а к завтраку был очень приличный чай с мягкими и ароматными бцлочками, присыпанными корицей, я позвала служанку и велела ей известить Ахмеда о поездке.
– Звали, барыня? – вошел кучер, чернявый бородатый мужик кавказской наружности, осторожно оглядываясь.
– Да, Ахмед, будьте добры, отвезите мою дочь к травнице. Пусть Пелагея присмотрит за ней – негоже незамужней девушке разъезжать одной.
– Слушаюсь, барыня, – поклонился кучер и вышел, чтобы припрячь коней в карету.
– Август-то какой солнечный, ни облачка, – щебетала Пелагея.
– Август лишь начался, – ответила равнодушно я.
– Барышня, что-то вас беспокоит? – с удивлением заметила Пелагея, отмечая непривычную сдержанность своей хозяйки. Ранее Светлана была куда более разговорчива с нею. Однако после происшествия, когда её жизнь едва не оборвалась, в ней что-то изменилось. Светлана стала более взрослой, серьезной и молчаливой. Даже с родителями она теперь говорила, словно на равных.