Было время, когда гармония в семье сохранялась лишь благодаря свекрови, до той злосчастной пятницы, когда поздно вечером, вернувшись уставшей с работы в свою маленькую съёмную квартиру, Донара обнаружила её в жутком беспорядке: во всех углах валялась одежда, на кухне гора грязной посуды. Свекровь забрали в больницу. А ей казалось, произошло что-то ужасное.
Выходные для Донары были самыми тяжёлыми: ощущение потери преследовало её, ведь бóльшую часть времени она проводила со свекровью, а не с мужем, словно связала жизнь с ней, а не с её сыном. В начале совместной жизни свекровь часто с гордостью повторяла при сыне: «Мой Игит – словно каменная стена – настоящий мужчина! Ты не сможешь прикрепить его к подолу своего платья булавочкой! А как ты думала? Он – выпускник университета, красавец, ты – необразованная, крестьянка! Мало того что вышла замуж за такого парня, так ещё и переехала из провинции в город. Ведь об этом ты и мечтать не могла!» Молодая невестка грубо и резко отвечала: «Алаверди – город, а не деревня!» Так и пролетали дни.
В последние годы похудевшая из-за долгой болезни свекровь любила повторять с иронией: «Эх и дожили, теперь Донара наша кормилица!» Но будучи при смерти, почему-то позвала к себе именно невестку. А та расплакалась, с любовью обняла свекровь и сказала: «Мамочка, милая, прости меня за всё!» Даже перед смертью свекровь продолжала оставаться властной. «Прощаю…» – был ответ.
Воспоминания отозвались болью, перехватило горло, глаза наполнились слезами. А так хотелось, чтобы свекровь хотя бы в тот момент стала роднее, обняла как любимую дочь, поплакала на плече и прошептала: «Доченька, и ты прости меня за всё!..»
Чем дальше машина поднималась в гору, тем легче становилось у неё на душе. Женщина уже представляла, как наслаждается изумительным вкусом кофе мистера Джобса – латте-френч, – в приготовлении которого явно был какой-то секрет. Иначе как объяснить её потребность пить его всё чаще и чаще?
Как всегда, она припарковала машину на том же месте, посреди дороги, прикрыла глаза от удовольствия и, глубоко вдыхая воздух, точно в детстве, под тем же небом, в далёкой горной стране, где цвели кизиловые деревья, где до сих пор дрожит её сердце от несбывшихся желаний и тоски, звонко запела: «О горы, горы, родные горы…»