Рядом с ней, опершись на ее шею правой рукой, стоял мужчина под стать. Лицо он имел одутловатое. Глазки казались маленькими от того, что были заплывшие. Под левым имелся след проходящего фингала. Волосы были подстрижены коротко, бобриком. На ногах он стоял неуверенно, видимо был крепко пьян, и если бы не надежная опора в виде женщины, пребывать в вертикальном состоянии было бы ему затруднительно. Как-то так повелось на Руси – не на кого мужчине опереться кроме как на женщину.
На тротуаре они стояли недолго. Тетка грубо пихнула своего попутчика в бок, приправив свое действие отборным словом. Тот встрепенулся, как ото сна, поозирался удивленно и пошел, ведомый своей подругой в глубь квартала к неизменной пристане бомжей – месту, куда более удачливые граждане выбрасывают мусор.
Часть первая.
Клава.
– Клавдия! – строгий голос отца заставил обернуться.
Личико девочки остановившейся у двери было испуганным и растерянным. Ей было на вид лет десять, одиннадцать. Нарядное, черное с серыми вставками, бархатное платье спускалось чуть ниже колен и подчеркивало стройную фигурку пояском вокруг талии. Густые, длинные, чуть волнистые русые волосы опускались почти до поясницы, у лба были захвачены изящной, черной гребенкой. Черты лица не были выразительными, но маленький нос, пухловатые губы, широко раскрытые серые глаза на круглом лице имели спокойный и приятный вид. В руках девочка держала большого, светлого плюшевого медведя. Вся она дышала непорочностью, юностью, свежестью, чем-то первозданным.
– Клавдия вернись! – негромко, но повелительно настоял отец.
Девочка опустила головку и покорно, медленно пошла обратно.
– Я хочу с тобой поговорить, а ты убегаешь. Я еще не закончил – продолжил отец негромким, но твердым голосом. – Разве я сказал – можешь идти?
Дочка молчаливо стояла рядом с родителем, опустив свою голову. Папа сидел в высоком кресле с массивными, резными подлокотниками. Это был уже зрелый мужчина сорока пяти лет. Его слегка вьющиеся, с проседью волосы аккуратно сидели на голове. Взгляд серых глаз был сосредоточен. Он упирался предплечьями в подлокотники, немного наклоняясь, вперед. Спина была выпрямлена идеально, казалось, что он готовится подняться. Внимательно смотрел на свою дочь. Нет, нет, он никогда не кричал на нее и тем более, никогда не бил. Это был человек в высшей степени интеллигентный и воспитанный. И это, несмотря на пролетарское происхождение, правда, что-то в семье поговаривали о наличии в роду лиц священного сана, но это было неточно и являлось семейной тайной.