Не будем скрывать, что причины недовольства своим ребенком у папы были. Дело в том, что они своей семьей, которая включала еще маму, находились в гостях у своих знакомых. Большая квартира, паркетный пол, сквозные комнаты. У знакомых была тоже дочка примерно того же возраста, что и Клава. И, как это часто бывает во время детской игры они не поделили куклу, причем довольно старую и неинтересную, но почему-то обе посчитали себя, в праве распоряжаться ей по своему усмотрению. Кукла представляла собой высокую девочку в длинном белом, хлопчатобумажном платье, сшитом, видимо, самой хозяйкой. Некоторое время они пытались выяснить, кто имеет больше прав на нее. Но, компромиссное решение найдено не было, они перешли к физическим действиям, а именно перетягиванию несчастной куклы. Одна держала за голову, другая за ноги. Все это сопровождалось визгами и криками, требованиями отдать. В итоге они переместились из детской в коридор, соединяющийся с гостиной и, естественно, привлекли внимание взрослых. Но, не успели взрослые подойти к месту битвы, как тонкая шейка пластмассовой красавицы не выдержала, и изящная головка оказалась в руках гостьи, а хозяйка упала на заднее место и заплакала, качая на руках обезглавленное тело куклы. Так неприятно терять, что-то пусть и не слишком важное, но то, к чему очень привык. Девочка горько зарыдала. Хозяйку быстро успокоили, пообещали наладить. Папа Клавдии взял куклу в руки, задумчиво посмотрел на нее, постукал о ладошку, сел в кресло и печальным тоном обратился к дочери:
– Клавдия, ты меня огорчаешь.
Девочка молчала, глядя в область отцовской груди и, упершись носком правой ноги в пол, качала ей из стороны в сторону. Отец продолжал:
– Ты поступила скверно. Воспитанные девочки так не делают. Ты со мной согласна?
Девочка кивком подтвердила согласие и, схватив лежащего на полу большого плюшевого медведя, побежала в сторону детской.
– Клавдия вернись!
Она вернулась.
– Я еще не все сказал. Разве я сказал, что закончил и ты можешь идти?
Возникла пауза. Папа выжидательно смотрел на дочь, приподняв подбородок. Та стояла, опустив глаза, и крепко прижимала к себе плюшевого мишку, как бы ища у него защиты. Мама Клавы, молодая женщина лет тридцати, стояла в стороне, нервно сжимая руки, и глядела своими большими, широко открытыми глазами на эту сцену. Во взгляде ее читалось замешательство и неловкость перед знакомыми, а также беспокойство за дочь и подспудное желание защитить ребенка и в то же время понимание невозможности такой защиты. По всей вероятности, эти сцены не были редкостью в их семье. Папа продолжал смотреть на дочь и, приняв паузу за согласие, продолжил: