– Пойдем – утвердительно произнесла литератор и потянула Кулю к выходу. Тот пытался слабо сопротивляться, но понимал что это бесполезно.
Они стали спускаться с лестницы. К этому моменту в душе Толстого неприятно заскребли кошки. Отсутствие подручного казалось ему долгим и тревожило. Он нетерпеливо прохаживался из стороны в сторону, то открывая, то закрывая журнал. Внимательно оглядывался по сторонам, тихо шептал себе под нос: «Ну, где же этот Куля долбанный?» Движения становились скованными, затруднительными. Неожиданно в какой-то момент, он почувствовал безотчетный страх и, хотя был не из пугливых, быстро сунул журнал в руки Клаве и дунул из школы через задний ход. На лестнице послышались шаги, это спускалась наша парочка. Героиня стояла потерянная, держа журнал в руке.
– Так, так – начала, спустившись, учительница. – Что это у тебя – спросила она Клаву, указывая на документ.
– Ж-журнал – заикаясь, отвечала та. Нервное напряжение к этому времени дошло до критической точки и из ее глаз полились слезы. – Я не виновата. Простите, пожалуйста. Это все они. – Показала она в пустоту.
Валентина Петровна обернулась, но Куля, как верный представитель своей породы, воспользовавшись ситуацией, не замедлил слинять по-тихому. Его и след простыл.
– Вот сорванец – не сдержалась учительница. – Ну, ничего, я до него доберусь. А ты не плачь, не плачь. Ничего страшного. Все хорошо, что хорошо кончается. Пойдем со мной в учительскую, посидишь, успокоишься, там ты мне все расскажешь.
Она обняла девочку, и они пошли в сторону учительской. Несколько раз у Клавы от плача вздрагивали плечи.
В учительской никого не было. Она подвела Клаву к одному из столов и посадила на мягкий стул рядом. Девочка уперлась локтем в поверхность стола и опустила свой подбородок на согнутую кисть. К этому моменту она несколько успокоилась, только покрасневшие, припухшие глаза говорили о только что пережитом волнении. Учительница положила журнал на стол, налила из графина стакан воды и подала ученице. Та приняла стакан подрагивающей рукой и, сказав спасибо, выпила его до дна. Несколько секунд прошло в молчании. Валентина Петровна села напротив, сняла очки, подышала на стекла и неторопливо протерла их маленьким белым платочком. Водрузив очки на место, некоторое время внимательно смотрела на vis avi. Взгляд Клавы был пустым, вся поза ее обозначала обреченность, она смотрела сквозь крышку стола в неизвестную глубину. Ждала своей участи, и понимала свою вину и неизбежность наказания.