– Начнем с основного элемента, со ствола. Итак, ствол рисуем…
Урок продолжался плавно, дети макали кисти в воду, потом в краски, руки выводили на листах бумаги линии, призванные оживить белое молчание.
Учительница ходила по классу, наблюдая за работой детей и поправляя рисунки. Она медлила подходить к Клаве, хотя и думала об этом. Она растягивала удовольствие. Так человек, приехавший издалека к теплому морю и пришедший второпях на пляж не спешит окунуться в синюю прохладу. Постоит, посмотрит вдаль на ребристую гладь, переливающуюся в бликах отраженного солнца. Прикроет козырьком ладошки лоб, посмотрит вверх на жиденькие кусочки белой ваты на ярком сине-голубом фоне. Чайка пролетит, крикнет. Сядет на мокрый прибрежный песок, не боясь тонкой пузырящейся пленки набегающего прибоя. Потянется человек, крякнет, бриз морской рубашку расстегнутую, пузырем раздует, легким холодком тело взбодрит. Расстелет человек покрывальце, шлепки сбросит, разденется. А к воде не идет, присядет, еще раз на море да на окружающих посмотрит, песок сквозь кулак пропустит. И только потом встанет медленно, отряхнется и пойдет потихоньку, на цыпочках соединяться с мировым водным пространством.
Учительница подошла и встала тихо позади Клавы. Она старалась почти не дышать, быть незаметной. Если бы это было возможно, она стала совсем невидимой. Клава единственная из учеников умела настолько глубоко погрузиться в работу, что не замечала, когда к ней подходил учитель. В отличие от других, которые чувствовали неусыпное внимание учителя и останавливались, когда тот подходил, с опаской ожидая развития событий.
Учительница замирала, наблюдая за движениями Клавиной руки. Не каждому дано было это увидеть. Ей дано. Это была работа мастера. Рука не принадлежала девочке. Казалось, что кисть сама по себе совершает путешествие по воде, краскам и бумаге. Что она живет самостоятельно, а рука только элемент поддержки. И, конечно, результат говорил сам за себя. На рисунке располагалась настоящая елка, от которой, казалось, шел хвойный запах.
Родители Клавы не обращали внимания на ее таланты. Одно время девочка старалась и втайне надеялась на одобрение и похвалу. С затаенным восторгом она приносила свои работы домой. С тайным трепетом ждала, когда родители увидят ее шедевры. Замирало сердце в момент просмотра работ. Но, кроме сухого – «Хорошо», «Молодец» она ничего не слышала. После первого знакомства с ее работами, листы клались обратно, и больше интереса к ним уже не возникало. А ей так хотелось увидеть свой рисунок в рамке на стене. Не складывалось. Не то, чтобы ее это сильно расстраивало. Несмотря на явный художественный талант, Клава не была способна на яркие эмоции. Видимо, все свои сильные душевные переживания она выливала на бумагу. Вероятно, все великие творцы таковы. С виду спокойные, но внутри бурлящие. Возвращаясь к реакции Клавы на невнимание со стороны родителей, следует сказать – она испытывала небольшое огорчение, которое быстро растворялось, словно сахар в горячем чае, в свете кроткого детского сердца.