Сама учительница говорила родителям о способностях девочки, о том, что их нужно развивать. Но художественная школа находилась далеко от дома, никому не хотелось отрывать от себя время ради ребенка, а нанимать учителя на дом было накладно.
Тогда учительница решила сама заниматься развитием таланта. Она предложила Клаве оставаться после занятий и рисовать. Та согласилась, хотя и без особого энтузиазма. Первое занятие прошло отлично и замечательно. Ее начали знакомить с передачей объема в изображении. На втором занятии Клава была рассеяна, невнимательна, больше смотрела в окно на выталкивающиеся под ярким весенним солнцем зеленые листики из веток. Это было отнесено на счет усталости и переутомления. На третье занятие Клава не пришла. Когда учительница спросила ее на уроке о причине отсутствия, та начала говорить что-то сбивчиво, о срочных делах дома, о домашнем задании, о том, что надо было срочно кормить рыбок, которых у нее, по правде, не было. Короче говоря, тот самый бред, который несет человек, притиснутый к стенке невыполнением своего обязательства. Учительница нахмурилась, задумалась, но ничего не сказала. Конечно, ей было неприятно. В каком-то смысле она жертвовала собой ради искусства, которому служила. За эти, пусть и редкие уроки ей никто не платил, она тратила свое личное время. Но как все это объяснить наивному, не знающему жизни ребенку? Она задала Клаве вопрос: «На следующее занятие придешь?», и сильно огорчилась паузе после него. Клава опустила лицо, и было заметно, что она раздумывает.
Не будем обвинять ребенка. Она была простым, рядовым представителем младшешкольного сообщества. Школу она воспринимала как необходимое, но все-таки в чем-то обременительное занятие, и, как и все ее собратья дожидалась окончания уроков, рисуя в голове картины послешкольных событий. Оставаться после уроков, пусть даже и ради любимого рисования не хотелось. Да еще «добрые одноклассники» подливали масла в огонь. Шевцова – говорили они – ты у нас отстающая, поэтому тебя после уроков оставляют. Это было обидно.
На вопрос учительницы она ответила – приду. Но сказано это было таким тихим голосом и с той интонацией, когда понимаешь – нет, не придет. Что ж – сказала себе учительница – посмотрим. Клава не пришла. Но жизнь продолжалась.