Прощай, девственность! - страница 2

Шрифт
Интервал


Собственно говоря, ссора между подругами вспыхнула из-за сущей хуйни: в какую разновидность «рюмочки» играть. Как известно, существует три вариации этой популярной русской игры: ленинградская, сочинская и Сталинград. В сочинской, самой щадящей версии, можно всё: закусывать, запивать, блевать – проигрывает тот, кто больше не может пить. В Ленинградке разрешается только запивать. И, наконец, Сталинград, жестокий, как жизнь в российской провинции: сермяжное бухалово без запивки и закуся, проблевавшийся считается проигравшим.

Райская настаивала на сочинке, сославшись на то, что с утра выпила только кофе, Вронская из принципа упёрлась в «Ленинград». Мещрякову же было глубже чем похуй, поелику он не любил закусывать и не сомневался в своей победе при любом раскладе. Тем паче, в таком состязании, как «рюмочка», избитая, казалось бы, фраза «главное не победа, а участие» наполняется исконным смыслом.

Тибальту Рудольфовичу Мерщрякову чуть меньше тридцати лет, и за эти годы он прочитал больше двух тысяч книг. Тибальт окончил три ВУЗа – он переводчик, искусствовед и философ (дипломированный). Он живёт с мамой, обладает слабой и нервной потенцией, и он девственник.

Действие пьесы развернулось в ближнем Подмосковье, в дачном посёлке Купавна (с недавнего времени переименованного в СНТ «Минвуз»). Обычный приусадебный участок, шесть соток. Дощатый дачный домишко послевоенной постройки, сарай, летняя душевая, деревянный нужник – не новомодный биотуалет, а классический деревенский сральник. Захиревший запущенный сад. Грядок, парников и тому подобной хуйни не имелось – владелица поместья Вронская предпочитала проводить время более гедонистическим манером, предаваясь безрассудной ёбле, безоглядному бухалову и по наитию вдохновенному писательству.

Прямоугольный раскладывающийся (но сейчас не разложенный) советский стол, за которым расположились персонажи, был установлен в сени высокой раскидистой яблони, древней и выродившейся, как богатыри на Руси. Впрочем, особой надобности в сени или тени не было – на дворе стояла середина сентября, сухого и прохладного, как дешманское крымское вино из погреба.

Райская внушительно, солидно молча, поддела ложечкой трубочного «тройника» (давилки) крышку жестяной банки табака «W.O.Larsen» и сняла её. Длинными наманикюренными пальчиками достала из банки щепотку крупно порезанного табаку и начала тщательно, неспешно, вдумчиво измельчать его подушечками пальцев. Вронская и Мещряков заворожённо, словно загипнотизированные, наблюдали за сим процессом.