Родители, застывшие рядом, кажутся слегка размытыми, как будто они – лишь бледные проекции, а не настоящие люди из плоти и крови. Их непонимание и беспокойство – это не просто естественная реакция на детские слёзы, но и отражение их собственных, ещё не осознанных внутренних конфликтов, тех царапин, что уже начали появляться в фундаменте их отношений.
А взрослый, вспоминающий это давнее мгновение, вдруг ощущает, как что-то незримое, почти осязаемое касается самых глубин его души. Это не просто ностальгия по ушедшему детству – это нечто большее, словно само время протягивает ему невидимую руку, предлагая вернуться в тот миг, когда всё было проще, чище, искреннее. Но он прекрасно понимает – это невозможно. Воспоминание – всего лишь бледное отражение, тень того, что было, и даже оно постепенно исчезает, оставляя после себя лишь лёгкий, едва уловимый след в глубине сердца.
И всё же, где-то очень глубоко, он чувствует, что это воспоминание – не просто случайный эпизод из далёкого прошлого. Оно – словно ключ к чему-то важному, к той части его души, которая вопреки всему до сих пор остаётся тем самым ребёнком – открытым, искренним, всё ещё верящим в чудеса и бесконечную силу простых слов, сказанных от всего сердца.
Платон сидел за столом, его голос звучал ровно, почти монотонно, но в глазах горел огонь внутреннего напряжения. Он говорил так, будто вёл диалог не только с собеседником, но и с самим собой, с теми частями своей души, которые обычно молчали. Его слова, словно эхо, вибрировали в воздухе, наполняя пространство кухни незримой тяжестью.
– Душа и мозг – это сиамские близнецы, понимаешь? – начал он, слегка наклонившись вперёд.
– В нашем земном театре они неразделимы. Но только благодаря этой серой массе под черепом мы можем вырваться из болота своих первобытных инстинктов. Мозг – это наш билет в цивилизацию. Он строит клетки, но эти клетки – для нашей же пользы. Создаёт системы, которые нас обуздывают, как поводья диких лошадей. Без него мы – просто звери, готовые разорвать друг друга в клочья ради куска мяса.
Платон сделал паузу, оглядываясь по кухне, будто проверяя, всё ли на своих местах. В пространстве ощущалось нечто большее: каждая вещь здесь казалась результатом эволюции, борьбы с хаосом. Он видел в них не просто предметы, а символы, знаки, оставленные временем.