– Значит, Дильшод без ног вернулся… жаль его… но война, она была очень жестокая, очень… – произнёс Эркин, глядя себе под ноги и вспоминая однополчан, которых приходилось оставлять на поле боя. И возвращаться за телами после затишья, чтобы собрать комсомольские или военные билеты, похоронить тела и написать их близким, отправив похоронку.
– Ладно, я самовар поставлю, ты с дороги, сыночек, может поесть посмотрю, – сказала Мехри опа, наконец отрываясь от сына и уходя под навес, где была летняя кухня, с небольшим очагом и казаном.
Эркин взял вещмешок и развязав его, вытащил буханку хлеба, две тушёнки, кусок мыла и несколько бесформенных кусков сахара. На глиняном возвышении стоял самовар, рядом лежали несколько сухих веток и древки, приготовленные для разжигания самовара. Газа и в помине не было. Женщина включила свет, лампочка висела на чёрном проводе с патроном и разожгла самовар. Мехри опа знала, что воду в него каждый вечер наливает муж, благо дело, до войны в махалле провели воду и у всех во дворах поставили водопровод. Но у многих были колодцы, вода в них была холодная и чистая, для питья и брали воду из колодца. Мехри опа вынесла из дома поднос, где лежали кишмиш, сухофрукты и чёрствая лепёшка.
Женщина, вот уже четыре месяца, как только объявили о полной капитуляции немецкого командования и советские войска одержали победу в этой страшной войне, сама пекла в тандыре лепёшки. Не каждый день конечно и не из белой муки, которую и достать было невозможно, но пару лепёшек Мехри опа убирала, завернув в скатерть, в надежде, что именно сегодня её сын вернётся и поест лепёшки. Но вот уже неделю, она не разжигала тандыр и не пекла лепёшек, это делала Зухра, ведь Мумин вернулся и к них заходили соседи, приезжали родственники и Мехри опа постоянно была рядом с ней.
На ужин она приготовила маставу, правда без мяса, мяса они вообще ели очень редко, если вдруг мясники резали скот и продавали. Мехри опа положила в маставу тушёнку, которую ловко, по привычке и открыл Эркин. Давно забытый вкус маставы, парень с аппетитом её поел, несмотря на глубокую ночь. Но была война и люди понимали, сейчас всем нелегко, сколько эвакуированных приехали с сорок второго года в Ташкент, скольких приютили семьи и не отличали никого, ели все с одного казана, спали под одним кровом.