– Ба, – тихонько позвала Алёна, уже пройдя через кухню и с тревогой заглядывая в проём спальни. Там было сумрачно, тканевые плотные шторы на обоих окошках были наглухо задёрнуты. На кровати угадывалась лежащая Алевтина, натянувшая одеяло по самые глаза, несмотря на июльскую жаркую погоду.
– Ты в порядке, ба? – спросила гостья старушку и потянулась включить свет.
– Не надо, от яркого света глаза слезятся. Ты лампу зажги на столе, – послышался слабенький голос из-под одеяла. Когда внучка выполнила указание, Алевтина более твёрдым голосом попросила. – Присядь рядом, стульчик вон возьми в углу.
Девушке вдруг стало отчего-то не по себе, и она не понимала почему. Это же её любимая бабуля, но от пристального взгляда карих глаз мороз по коже. И этот запах, который здесь повсюду – вовсе не запах старости и запустения, а скорее что-то походившее на смрад от перебродивших ягод. Хотя в самой спальне, да и в кухоньке всё было относительно чисто, и не было ничего подобного.
– Я приболела, и мне недолго осталось, чувствую, – голос Алевтины снова сник и едва слышно шелестел. – Но мне нельзя помирать, не передав тебе свою силу. Больше никто не может принять. Оля, мать твоя, негодная к этому. А ты – кладезь и огонь во плоти.
– Да что ты такое говоришь, баба Аля. Тебе ещё жить и жить. Я гостинцы и таблетки привезла от твоих болячек. Не помогут, так завтра скорую вызовем и в больницу поедем. Тебе ещё правнучков когда-то нянчить, – поспешила утешить старушку Алёна, пропустив мимо ушей фразу про силу и прочее. Сочла за бред больной или хандрящей пожилой женщины. – Сейчас температуру померяем, давление и пульс. Всё отлично будет!
– Не будет! – вдруг резко выкрикнула бабушка, схватила внучку за руку и сжала до боли. Пока оторопевшая Алёна соображала, что к чему, Алевтина забормотала неразборчивое заклинание, которое и пробуждало в девушке тот самый тёмный дар.
Бытует мнение, что дар передается от ведьмы к ведьме, но Алевтина точно знала, что без способностей в человеке ничего не удастся передать. И против его желания тоже. По крайней мере ненадолго. А жест умирающего колдуна – это только импульс, толчок, приводящий в действие саму сверхъестественную суть.
– Прими! Согласись, не то они заберут тебя вместе с даром! – вопила старуха, резко сев на кровати и не выпуская руку внучки. Глаза её наполнились чернотой, белков совсем не стало видно, а лицо приобрело синюшный оттенок. В комнате задрожала, задвигалась, посыпалась с полок мелкая утварь, сама собой вспыхнула и погасла электрическая лампочка на потолке, а настольная лампа принялась мерцать, как стробоскоп, пока не лопнула. Одновременно со звуком посыпавшегося на пол стекла хватка Алевтины потеряла силу, старушка выпустила руку девушки и рухнула на кровать навзничь. Глаза её приобрели обычный вид и незряче уставились в одну точку на потолке, лицо просветлело до мертвецкой бледноты.