Открыв вытяжку, Юлия поставила шкатулку, затем продвинула ее глубже, и та мягко провалилась вниз, в полость, а затем, она завалила ее щепой, которой было много возле камина, и разровняла ее.
– Мы к весне уже вернемся, ну или к лету. Вряд ли кто-то найдет наши вещи. Вести все с собой куда опаснее, – убеждала ее мать, а Юлия торопливо укладывала письма на дно чемодана, а за ними возвращала на место и все остальное, сверху же она положила незаконченную вышивку с воткнутыми иголками.
– Ой, ну ты опять, Лу… Оставь все лишнее! – заметила мать вышивку, но Юля уже легко захлопнула чемодан и перетянула его сверху ремнем. – Спускайся вниз.
Юлия не любила, когда мама, как в детстве называла ее «Лу», но сейчас она была сосредоточена на другом – осматривалась вокруг, пытаясь запомнить свою комнату, в которой жила с раннего детства.
Эта комната помнила и ее борьбу с уроками в гимназии, и первые бессонные ночи из-за любви к соседскому мальчику, и настоящую любовь к Жоржу, с которым они так и не успели обвенчаться. Темное пятно на выгоревшем шелке стены осталось от портрета прадеда, основателя династии торговцев лесом. В картузе, с окладистой черной бородой на пробор, он ей напоминал разбойника и очень пугал ее в детстве. Мама забрала портрет с собой, оставив висевший рядом пейзаж с разлохмаченными от ветра ивами на берегу извилистой речки. Юля любила представлять себе крестьян живущих в маленькой европейской деревушке, которая виднелась вдалеке, у подножия горы. «Все, надо ехать» – сказала она себе, но не устояла, и взглянула на себя в зеркало над камином.
Из зеркала на нее смотрела незнакомая молодая крестьянка с заплаканными глазами в сером платке. «Пора!» – она сбежала вниз по лестнице, где дворник подхватил ее чемодан и понес грузить в пролетку. Юлия обратила внимание, как постарела ее мать, тоже закутанная в грубый платок с цветами. Она бросала беспокойные взгляды на окна и дверь дома, пытаясь запомнить каждую мелочь. У коляски хлопотала кухарка Ольга, а гувернантка Ирэн напоминала каменную статую, которую погрузили в пролетку. Уже несколько дней она была в ступоре от охватившей ее паники, происходившее вокруг ей было непонятно и напоминало конец света.
– Не извольте беспокоиться, Елена Львовна, присмотрим! Без догляду то как? Никак… Мы тут остаемся, куды ж нам деваться-то, – в который раз повторял дворник Трофим и уже перестал растирать по лицу невольные слезы, которые падали на его седую броду.