– Ну, его к чёрту, Трикси. Брось ты эту байду, зачем она тебе? – обычно квакает он, и строит грустную морду. Прикрывает глаза третьим веком, печально вздыхает. Тайны прерывают его удовольствия, и это кажется ему несправедливым. Он пытается возражать, хочет не замечать ничего. Безуспешно заставляет меня действовать так же. Но что поделать, если Долина чуть больше, чем вся, состоит из тайн? Слава бороде Матушки Ва, что я бесконечно терпелива и добра, иначе мы бы давно разругались.
Я разглядываю воришек сквозь забрало шлема. Для них я ещё хуже павука. Павука, вооружённого жуткого вида посохом, с которым умею обращаться. И, мафун, к тому же, же орёт:
– Прошлый раз, чувак, мне было фигово!
– Простите, леди Беатрикс! – завывают крестьяне. Видно, что смирение у них ложное – рожи у обоих бандитские, у одного шрам ото лба к разваленному надвое уху. У второго глаз заплыл жёлтой коростой, такое бывает, когда кто-то умудряется понюхать пыли из окон. У ног крестьян валяются две дубинки с оплетёнными проволокой концами. Нисколько не сомневаюсь, что эти прохвосты простым выращиванием морковки не занимаются. Небось, прислуживают местным баронам, которые воюют друг с другом, набирая отряды из жителей окрестных деревень. К тяпке мои воришки не прикасались никогда.
– Простите, леди! – тот, что со шрамом, протягивает мне грязные руки с траурными от порохового нагара ногтями. В глазах дрожит ужас; мне становится смешно, но я сдерживаюсь. Ежу понятно, что в такие моменты хихикать глупо.
Конечно, я их прощаю и в качестве компенсации заставляю нырять в холодную воду за вершами.
Вода в Долине совсем безопасна. Странно, но дермоны её так и не освоили, довольствуясь неудачниками и кроликами на суше. Крестьяне посматривают на мафун и изредка делают охранительные жесты – хлопают себя по ушам. Дурачьё, мафун ещё никого не убивал. Во всяком случае здесь, в Долине.
– Надо сказать Ва, чтобы он выжег берег под рыбалку, – приходит мне на ум, иначе местные отмороженные храбрецы будут раз за разом приходить сюда и тырить мой улов, не смотря ни на что. Подходы к воде совсем заросли и другого выбора у них нет.
– Берите треть себе, – предлагаю я, крестьяне мелко кланяются, судорожно отделяя свою часть. Креветки бьются в корзинах. – Идите к себе, через три часа выброс.