Постояв, посердившись, подумав, народ сел в вагоны, и поезда дали задний ход, кроме самого первого, провалившегося в яму. Многие в Мелитополе вышли, чтобы отправиться отдыхать на Азов. Вика поехала восвояси и не вставала от огорчения с верхней полки своей. «Делу время – час потехе, час потехе, час потехе…» – дразнились колёса.
Вика вернулась в степное своё Ставрополье и пошла в школу. Учиться уже не хотелось, зато она часто слушала радио, отыскалось ли Чёрное море. Дикторы говорили, что как воды сгинули вместе с курортами и побережьем, так до сих пор не находятся. Вика вздыхала, усаживалась на крыльцо перед домом, грустила. Кругом были степь, да отары овец, да холодное солнце. Ветры в ту осень исчезли, перекати поле (они же кермеки, качимы и прочая) позастревали кто где. Один из них, с Вику ростом, уткнулся в крыльцо и мешал проходить. Чтобы не наколоться, Вика надела перчатки и потащила его на помойку. Когда они удалились от дома и их никто не мог слышать, перекати-поле вдруг заорал:
– Что я тебе сделал, что ты меня тянешь в негодное место?!
Вика его отпустила и отскочила опасливо. – Ты … ты лежал и мешал проходить, бесполезный кермек. Вот поэтому.
– Я?! Кермек?! Бесполезный?! Ладно же, злая девчонка. Подымется ветер, я укачусь от тебя с удовольствием!
– Ветра не будет. – Вика, вздохнув, принялась ковырять носком землю. – Чёрное море пропало, и по законам физической географии ветер не подымается.
– Да, дела… – сразу поник и приплюснулся в скорби крикун. —Что ж, тогда оттащи меня под стог сена, чтобы я умер, как благородная флора. Ибо, сама рассуди, хорошо ли лежать среди мусора, дожидаясь конца? Когда нет ветров, мы, катающиеся шары, умираем. – И он всплакнул.
– Тебя спрятать в сарай, может быть? – предложила смышлёная Вика.
– В сарай?! Не желаю в сарай! Ты сама поживи в пыльном тёмном сарае! А ведь могла бы помочь мне по-настоящему: покатала б меня вместо ветра, такая здоровая девка!
– Тогда я бы стала не человеком, а двигателем, – возразила, обидевшись, Вика и захотела уйти, но обидчик вцепился в неё, потащился за нею с отчаянным воплем.
– Постой! Погоди! Я придумал! Иди искать Чёрное море, а я с тобой. Ведь тебя – а я знаю, я наблюдал за тобой с первого сентября! – погрозил он ей каждой колючкой, – приняли в сентябре в комсомолки. Где, спрашивается, комсомольский задор и активность? инициатива, в конце концов где комсомольская?! Или не совестно?