Наверное, большего успеха клоуны на арене цирка не знали никогда. Фрателлини были кумирами, их успех был триумфальным, публика создала им славу великих артистов, театр «Комеди франсез» принял их в свою труппу, преклоняясь перед их высочайшим мастерством. В их грим-уборной толпились все мыслимые и немыслимые знаменитости, но жизнь их, как жизнь многих гениев, не всегда была простой и приятной.
Книга, которую вы держите в руках, расскажет вам об этой жизни в ярких красках воспоминаний самих клоунов и в свидетельствах очевидцев. Вы окажетесь не просто свидетелями, но и соучастниками этой на первый взгляд хаотичной и наполненной приключениями и курьезами жизни. Но между строк, в ее многоточиях и паузах прочитывается и тягостный труд, и боль, и лишения.
Книга «Жизнь трех клоунов» была издана впервые во Франции в 1923 году, затем в Германии в 1926-м и в России в 1927-м. В нашем издании воспроизведены иллюстрации к французскому изданию и предисловие великого режиссера Жака Копо. Мы постарались пояснить читателю цирковую и общественную жизни того времени, без понимания которых трудно уловить все нюансы происходящего. Но, увы, не все, ведь цирковая жизнь того времени была очень бурной, а летописцев у нее было явно недостаточно, и потому многие имена и факты канули в безвестность.
Итак, добро пожаловать в цирковую кибитку, в которой трясутся по ухабам европейских и российских дорог три великих клоуна – Франсуа, Поль и Альбер Фрателлини!
Слава Полунин
Наташа Табачникова
Альбер Фрателлини
Франсуа Фрателлини
Поль Фрателлини
Дорогие друзья!
Было это вчера вечером. Я вернулся из отпуска, только-только начала восстанавливаться моя связь с Парижем. И вот мой друг, с которым мы имели удовольствие ужинать, приглашает меня сходить в театр. Тут же отзываюсь: «Скорее, в Медрано!»
После двух месяцев отсутствия я хотел увидеть именно вас. Буквально нуждался в этом и пришел на знакомую арену, чтобы вновь лицезреть: Франсуа с шевелюрой танцора, изящными руками и пронизывающими белую маску глазками, которые управляют толпой; дядюшку Поля – не знаю почему, но я зову его дядюшкой, наверное, из-за той нежности, с которой он относится к детям; и Альбера, индонезийского божка.
С той поры, как я знаю вас, я с особым чувством вхожу в это полное запахов и чудес логово, которое вы зовете своим обиталищем. Оно сродни чердакам моего детства, на которых громоздились вещи ненужные и поломанные, но неизменно укреплявшие мое художественное воображение. Как часто я видел вас в светотени этой лавки чародеев. Видел, как медленно, легкой, но уверенной рукой каллиграфа, вычерчивается полумесяц бровей. Видел вас полуодетыми, среди детей и посетителей: под звуки мандолины (которую рассеянно ласкал кто-то из вас) лились воспоминания, или с коллегами по цеху обсуждались технические нюансы, при этом даже самые почтенные из них беседовали с вами с большим уважением. Но прекраснее всего вы в те мгновения, когда уже покидаете сцену, и пот струится ручьями, и вы так мило по-братски перебраниваетесь на своем родном языке из-за того, что та или иная шутка (lazzo!) не удалась или какое-то движение было сделано не так и не к месту.