Жизнь трех клоунов. Воспоминания трио Фрателлини, записанные Пьером Мариелем - страница 4

Шрифт

Интервал

Здесь, в тесноте глухой могилы,

Лежит Жан Сэр, забавник милый.

Шла радость по пятам за ним,

Он за игру был всеми чтим.

Костей и кеглей не любитель,

Прелестных фарсов исполнитель,

Не знал соперников в них он,

В народе славой был взнесен…

Короче: вот он в полном зале,

В рубашке, воротник засален,

Сияя носом, лбом, щекой, —

Их густо он покрыл мукой, —

В чепце ребячьем, беспечальный,

В высокой шляпе триумфальной,

Из перьев каплуна султан;

Ему в наряде том был дан

Дар прелести, хоть простоватой,

Но смехом брызжущей, богатой,

И зрители под райской кущей,

Клянусь, не рассмеются пуще[1].

Дорогие друзья, я прошу прощения, что в начале этой книги привожу надгробный текст. Но ведь он прекрасен, и он достоин вас. Не для печалей и скорбей он здесь поставлен. Вы – в зените жизни и славы. Вот и ваши мемуары выходят в свет. Я ясно вижу, как, работая над ними, вы не раз смешаете смех со слезой. За ваше спиной – столько радостных дней. Но расскажите вашим детям, молодежи и всем-всем, сколько пота и тревог нужно, чтобы стоять на подмостках смеха, на которых принял свою кончину великий Мольер.

Жак Копо

8 октября 1923 г.

Введение

Удивительная вещь – автобиографии: занимательные не слишком придерживаются правды, а добросовестные бывают порядком скучноваты. Когда человек с темпераментом Бенвенуто Челлини описывает историю своей жизни[2], то эта замечательная повесть приключений художника не совпадает во многих отрывках с действительной жизнью: стоило только Бенвенуто взяться за перо, как ему показалось, что он действительно прошел тот жизненный путь, который взялся изобразить. Многие детали появились на свет лишь во время писания. Но все равно – быль или небылица: на этих страницах Челлини живет лучше, величественнее и красочнее, чем это было в действительности.

Лучшие автобиографии – это те, в которых темперамент пишущего возносит его над самим собой. Но лишь очень немногие из них могут удовлетворить этому требованию. Человек, проживший богатую и разнообразную жизнь, совершенно не в состоянии изобразить ее на бумаге. Пишущий не возвышает переживаний, он принижает их. Эти жизнеописания дают массу исторического и историко-культурного материала, но не дают образа духовной жизни.

В наши дни снова стало модным писать и читать воспоминания. Сотни людей, имена которых по той или иной причине стали известны обществу, почувствовали призвание к составлению мемуаров; некоторых побуждали к этому друзья или издатели. Будущие историки с восторгом будут приветствовать такое обилие материала. Более того, за автобиографиями обращались к людям, прожившим исключительно интересную жизнь, но совершенно неспособным написать двух связных фраз.

Следующая страница