Родных сестер у меня две. Обе младшие. Так что взять на себя ответственность за «старшесть» пришлось рано. «Ты же старшая, ты должна подавать пример, ты должна за ними смотреть, ты должна…» Кому такое откликается?
Вряд ли забуду, как тащила среднюю зимой по снегу за капюшон шубы в детский сад. Нас тогда одевали в такие лохматые коричневые шубы, и мне казалось, что я тащу рычащего медвежонка. А он упирается и не хочет. Но у меня была задача: доставить в сад. И я доставляла, как умела.
Никто не водил своих сестер в детский сад в первом классе. Их приводили родители. А я отводила сестру в сад, а потом себя в первый класс. Наверное, тогда я уже чувствовала себя белой вороной, не такой, как все.
Белой вороной я была, кажется, везде: в саду, в школе, в колледже, в компании ребят, с которыми отчаянно хотела подружиться. Я была бедной, я не считала себя умной, красивой, полезной, какой-то стоящей в принципе. То есть считала себя бедной во всех сферах, со всех сторон. И это было стыдно. Постоянно стыдно и постоянно обидно: почему так происходит? почему я такая – другая? со мной что-то не так?
Ко всему прочему, я еще была открытой и любопытной.
Меня интересовало все новое, я любила глубокие разговоры про смысл и удивлялась жизни. А сегодня это называют разносторонней личностью. Мои знакомые по походам прозвали меня «В чем смысл?», а одногруппники в колледже – «Ваще а-абалдеть». Кажется, что это хорошо, да? Но нет – надо мной смеялись. Это были издевки и подколки, а не дружеские смешки. Я тогда не знала, что они на самом деле смеются над моей уникальностью. То, что я пыталась спрятать, изменить, стереть, нужно было вытаскивать, огранять, холить и лелеять. Не чувствовать боль, а проходить ее насквозь и оставлять в прошлом. Не прятаться под стол и бояться, а выходить на свет и делать. Не скрывать свои слабости, а создавать из уязвимости силу.
Когда ты маленькая, ты пытаешься определить, что хорошо, а что плохо, что нормально или ненормально, через реакцию на тебя людей и мира. И если эта реакция негативная – ты прячешься. Варианты последствий разные, но сейчас я говорю о своих. Поверила в то, что я хуже, что во мне какой-то дефект. Решила не чувствовать боль, и физическую, и эмоциональную, и сделать вид, что мне всё равно, – и это атрофировало все чувства. Кто ж знал, что нельзя притупить страх, не притупляя радость. И решила не действовать, потому что действовать страшно, стыдно и неизвестно, что из этого выйдет. Кстати, все это на какой-то период вылилось в синдром «вечного студента». Расскажу позже.