Нер Деррик был семейным доктором семьи Хейг, а Эван Хейг, к сожалению Вик, был ее женихом, еще с колыбели. С ее колыбели, не с его. Это же надо было отцу так удружить…
Во времена Южных Колониальных войн он умудрился спасти жизнь старшему Хейгу, графу Игнису Двенадцатому, отцу Эвана. Заслонил его собой от заклинания водной сети. Потом две луны с ожогами валялся в госпитале. Граф этого не забыл – после войны он оказывал протекцию Ренару, открывшему свое детективное агентство – довольно процветающее, кстати, и отошедшее после его смерти брату Вик. Поэтому-то она и штурмовала сейчас полицию в надежде стать детективом-инспектором, а не продолжала семейное дело – брат был против ее работы в агентстве.
Когда в семье Ренар после первенца-сына Чарльза родилась Вик, граф Игнис предложил соединить два рода в один. Семья Ренар была богата даже по меркам неров, и Вик могла принести много денег лерам Хейг в качестве приданого. Отец не отказался. Как же! Возможность для потомков поменять класс, стать титулованными особами – от такого не отказываются! Мнения Эвана, которому на тот момент уже было двенадцать, никто, разумеется, не спрашивал – долг жизни и деньги затмили все. И вот, когда все леры вовсю входили в пору юности, флиртовали, влюблялись и сами присматривали себе невест, Эван Хейг терпеливо ждал, когда его невеста заслужит право носить платья ниже колен и будет прогуливаться с гувернанткой, а не с няней.
Надо ли объяснять, что между Эваном и Вик не то что любви – даже сердечной симпатии не сложилось? Разница в возрасте оказалась катастрофической. К чести Эвана, жалоб на загубленную молодость он Вик не предъявлял, а терпеливо ждал ее полного совершеннолетия, чтобы расторгнуть ненужную им обоим помолвку. Двадцать один год Вик исполнится в следующем году, так что терпеть ее общество подле себя Эвану оставалось совсем недолго.
– Хейг…
Он холодно ее поправил:
– Эван, пожалуйста. Сейчас нас никто не слышит, Виктория.
– Эван, – послушно поправилась она.
От манер Эвана скулы сводило – хоть бы раз назвал ее «Вик» или еще как-нибудь! Нет, только «Виктория», и никак иначе. Даже наедине. Ненависть у леров такая – вежливая, несмотря ни на что.
– Я не пойду в архив.
– Знаю.
– И телефонисткой работать не буду, – продолжила настаивать Вик.
– Знаю.