На полпути к тайнику – узкой щели в стене заброшенного дома, где я храню запасные чипы, – мой имплант жужжит, его вибрация отдаётся в запястье, как удар тока. Экран вспыхивает, синий свет режет глаза, буквы сообщения появляются, острые, как лезвия, выстраиваются в строки, которые я читаю с замиранием сердца: "Кай. Нужна твоя голова. Взлом. Большой куш. Ответь через час. Координаты ниже." Холод пробирает до костей, как будто кто-то вылил на меня воду из каналов, я оглядываюсь, глаза шарят по толпе – грязные куртки, пустые взгляды, лица, покрытые сажей и шрамами, никто не смотрит на меня, но я чувствую, как волосы на затылке встают дыбом. Никто в трущобах не шлёт сообщения просто так. Я читаю текст дважды, кровь стынет, как лёд, пальцы трясутся, пока я прокручиваю координаты. Они указывают на бар в центре – "Красный узел", место, где я никогда не был. Центр – это другой мир: небоскрёбы, чистые улицы, люди с имплантами, которые не ломаются через месяц, их глаза пустые, но не от нищеты, а от синтетической жизни, которую они покупают за кредиты. Я не из их мира, моя куртка, шрам на виске, дешёвый имплант, мигающий от нехватки заряда, кричат, что мне там не место. Но отказываться нельзя – если это банда, они найдут меня, если "Север" – я уже мёртв.
– Кто ты, чёрт возьми? – шепчу я, мой голос тонет в шуме рынка, пальцы дрожат, стирая сообщение, но координаты вгрызаются в память, как код, который нельзя удалить. – И откуда ты знаешь моё имя?
Час. У меня есть час, чтобы решить, прыгнуть в пропасть или бежать. Но бежать некуда, трущобы – это клетка, а я – крыса, которая устала грызть прутья. Я иду дальше, толпа шумит, её гул теперь кажется угрозой, каждый взгляд, каждое слово – как нож, готовый ударить. Тайник – моя страховка, узкая щель в стене заброшенного дома, его окна забиты досками, их края покрыты ржавыми гвоздями, стены испещрены трещинами, из которых торчат куски арматуры, острые, как зубы. Над входом – старая вывеска, её буквы стёрлись, но я различаю: "Жилой блок 17", буквы нарисованы красным, теперь выцветшим до бледно-розового. Я отодвигаю доску, её дерево прогнило, крошится под пальцами, как пепел, запах плесени бьёт в нос, едкий, как химия в каналах, заставляя закашляться. Внутри – пластиковый ящик, покрытый пылью, его крышка треснула, но замок держится. Я открываю его, внутри – мой запас: три чипа с данными, их корпуса потёрты, но целы, пара батареек, их контакты покрыты зелёным налётом, старый нейрошунт, его провода пожелтели, но он всё ещё рабочий, его концы слегка искрят, когда я касаюсь их пальцами.