– Нет, Фёдор Павлович! – крикнул мальчик, кроемый пылью. – Не человек себя смоделировал. Ерунда!
– Буддизм, – вёл Кронов, – думает, что психическая энергия правит миром, строит его и рушит… Саша, всё сыплется, вот как сыплется пыль с небес. Разум ищет господства, и эта цель его проектирует стиль контактов и отношений как форму власти и подчинения. Эта форма и есть наш вид. Человек разложился, как и постиг буддизм. Есть девицы, мужчины, лётчики, негры, чукчи, политиканы, есть музыканты, няни, банкиры; есть только функции. Также хамы есть и пророки, хваты и трусы… Трусы особенно… Трусов много, – Кронов казнился, – тех, кто отринул царство свободы, слушая разум, кой озабочен только себя хранить.
– Фёдор Павлович, женщин не было?
Кронов стал на старинной улочке, но не чтоб переждать авто. Рифлёный, посеребрённый бокс близ бордюра с биркой «ремонт теплотрасс» снимали, так что остался круг на асфальте, будто от тёрки, и это чудилось где-то виденным.
– Женщин не было, – начал Кронов. – Женщина – происк разума. Первозданный, – а он был цельный, – слушаясь разума, кой был докой „добра“ со „злом“, отделил в себе, „дóбром“, мысленно „зло“; – в итоге Адам распался. „Злая“ часть стала женщиной.
Мальчик видимо покраснел, спросив: – А зачем эта „добрая“ часть, сам знаете, любит „злую“?
Кронов гадал про след, что серел на асфальте после ремонта, – круг, будто вытертый абразивом, – и говорил негромко:
– Женщина и мужчина – части друг друга. Разум диктует, что половой строй вечен. Но первозданное манит памятью о единстве. Разум мешает и избывает тягу к слиянию, конъюгации, синкретизму средством морали. И мы несчастны. Счастье нам снится, только лишь.
– Мы его потеряли, счастье?
– Фрейд… – начал Кронов. И замолчал.
Смешались и накатились ужасы снов, мучительный стыд непомощи псам, проколотые колёса, беды и муки, пыль в атмосфере – висшая с марта странная пыльность.
– Фрейд, – вёл он, глядя, как уже снятый бокс три ремонтника грузят в кузов и отъезжают, но оставляют след на асфальте, будто от тёрки, – Фрейд, иже с ним, решили: людям нужней культура; мол, препарировать, править, мучить жизнь, чтоб познать её, даст нам столькое, сколько счастье нам дать не сможет; мол, боль познания лучше счастья… – Смолкнув, он вспомнил: круг на асфальте схож с прежде виденным у Оки зимой у обрыва кругом. Чтó там в кругу зимой как бы двигалось, здесь застыло. Близостью важного, колоссального по значению для него и для всех повеяло.