Этот хор голосов, казалось, никогда не кончится.
Евгений Александрович наклонился ещё ниже, неприятный запах похмелья резанул носоглотку. «Эй, мужик, ты не мог бы маску плотнее надеть, а то дыханье спёрло от перегара».
Старый хирург вздрогнул, посмотрел на своих ассистентов, снял очки и тщательно протёр линзы. Пророкотал басом:
– Кто посмел сказать мне эти слова, прошу извиниться или покинуть операционную.
Все недоумённо смотрели на Евгения Александровича, не понимая, о чём это он говорит. Он обвёл всех строгим взглядом и добавил:
– Неуважение к старшим грозит молодому поколению деградацией и полному моральному опустошению. На первый раз я прощаю вашу непростительную выходку… Но вы должны сделать из моего замечания вывод…
Нос хирурга вновь повис над Андреем, линзы очков зловеще сверкнули, увеличивая и без того выпуклые рыбьи глаза, покрытые влажной слезливой плёнкой. Сомнения, что этот маэстро имеет право резать живую плоть, воображая, что создаст нечто подобное искусству, возрастало с каждой секундой. А когда в руке Евгения Александровича появился скальпель, и холодная резина перчаток коснулась лица, Андрей не выдержал: крепко схватив пожилого хирурга за руку, прошептал ему в пунцовое ухо: «Не надо этого делать, я же всё чувствую, и боль будет страшная. Прошу Вас, оставьте своё намерение, и я буду очень благодарен».
Видно, Андрей не рассчитал своих сил: Евгений Александрович громко закричал, глаза его безумно закатились, скальпель выскользнул из его руки, а сам он повалился на пол, потеряв сознание. Присутствующие бросились к хирургу, не понимая, что случилось? Не инфаркт ли приключился у пожилого человека? Все засуетились, заметались по помещению. Про Андрея забыли на какое-то время.
Хирург пришёл в себя неожиданно быстро. Открыл глаза и, протянув руку в сторону Андрея, прохрипел, задыхаясь: «Вы слышали, что он мне сказал, слышали?» Глаза его безумно горели, голова лихорадочно тряслась.
«Ну, всё – старый совсем из ума стал выживать – пора на пенсию», – подумала молоденькая симпатичная ассистентка.
Андрей оценил все её достоинства – он мог её видеть, как все: в халате, в колпаке и в марлевой повязке. Мог видеть её нагой – в чём мать родила. И последняя стадия: он мог сказать, что она ела сегодня утром и где находится старый перелом кости на её правой голени. Это было забавно. Его разум мог перестраиваться на любой уровень, увеличивая или уменьшая рентгеноспособность.