Хайо сама перевязывала эту руку.
Она наблюдала за жизнью мальчика с Оногоро целую зиму, и теперь эта жизнь, яркая и теплая, угасала у нее в объятиях.
– Дзун-сан? – позвала она. Мансаку застыл, но не обернулся. Он стоял на месте, закрывая Хайо и Дзуна от взглядов немногочисленных любопытных прохожих. – Дзун-сан, это Хайо из Коура. Узнаешь меня?
Дзун приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Из-под газеты раздался жуткий сухой хруст.
– Мансаку, помоги снять!
Мансаку нагнулся и коснулся пальцем газетного колпака. Бумага вдруг рассыпалась, взорвавшись бумажной метелью, тут же унесенной ветром. Мансаку, поперхнувшись, сел на землю, и тут из-под газеты показались растрепанные волосы Дзуна, а потом его лицо…
Это лицо было сморщенным и серо-бурым. Кожа облепила череп. Губы, вытянутые в тонкую белесую полоску, приоткрывали мертвые десны. Глаза покрылись коркой засохшего гноя. По щекам бежали белые полоски соляных кристаллов, в глазницах лежала густая слизь. Такие же кристаллы сверкали в волосах.
Солевые следы совпадали с цветными полосами проклятия на стеллароидных снимках. Слезы. Из глаз Дзуна ушла вся вода, а когда иссякли глазницы, проклятие перешло на лицо, голову и мозг.
Почему? Чем Дзун заслужил такое?
– Кто это сделал? – Хайо взяла его за руку, сжала. Она чувствовала, как память этого юного и дерзкого искателя приключений покидает ее. – Кто тебя проклял, Дзун-сан?
Дзун застонал. У него не было век, солнце светило ему прямо в лицо. Мансаку передвинулся, чтобы на него падала тень.
– «Все в полном порядке». Феерический идиот! У тебя, знаешь, кое-что похуже очагового облысения. – Он понизил голос, обращаясь к Хайо: – Особое поручение?
Хайо кивнула. Она кожей чувствовала, как в ней завязывается узел, как тянутся нити, сплетаясь в сеть, что приведет ее к особому поручению. Дзун умирал, и в этот момент эн адотворца связывала ее с кем-то на Оногоро – с тем, кто попросит отомстить за его смерть по специальному заказу.
По которому живые платят за мертвых.
Может быть, даже собственной жизнью.
– Вот и первый, – сказала Хайо.
Мансаку медленно кивнул, потом взял Дзуна за свободную руку:
– Дзун, ты слышал? Хайо с тобой. Кто бы это ни сделал, он получит свое сполна.
Уголки губ Дзуна разошлись. Его скукоженный язык шевельнулся – вверх, вниз, как рычаг. Хайо прижалась лбом ко лбу Дзуна. Скрипнула соль.