– Помню, он тебе не понравился, слишком заумный.
– Скучный.
– Кому как.
– Как ты.
Я бросил взгляд. Только улыбка.
– Твоя любовь была фиолетовой, а моя синей. Ничего нового не произошло, ничего не изменилось.
Я не мог оторвать свои глаза от этой зловещей улыбки.
– Тонул в меланхолии, когда надо было батрачить за троих, а то и четверых! Сделать что-то настоящее, знаешь, прийти в ночи, позвонить, подарить что-то незабываемое.
Её руки тянулись к моим, эти кости сотрясались над столом, создавая доселе не знакомый мне ритм. Никакой гармонии.
– Пожрав себя, пытался поглотить других, но не сумел и этого, а только топтался на месте снова и снова, поэт недоделанный. Словно змей, кусающий себя за хвост.
– В твоей улыбке я видел смысл себя.
– В твоих глазах я видела космос. Но разве ты любил хоть однажды? До боли в сердце, до желания ломать и строить, строить и ломать, кричать на лесные массивы и поджигать целые города? Разве ты любил?
– Я думал, что…
– Думал! Но не любил.
Где? Где? Где? Где? Где? Где? Где? Где? Где ты, когда ты мне так нужна?
– А где был ты, когда я нуждалась в тебе?
– Рядом.
По черной пустоте вместо лица скатилась слеза.
– Ты не имеешь права требовать у меня хоть что-то, ведь я и так сделал достаточно для тебя.
Вот и улыбка угасла. Только пустота и всхлипывания. Кажется, на пол падали слезы. Будто оглушающий ливень, когда стоишь под козырьком магазинчика поздно вечером. Мои пальцы дрожали, как в первую встречу с тобой, когда я был способен любить, когда я был способен творить.
– Тебя никогда не было рядом.
Тишина.
– Просыпайтесь, пожалуйста, мы скоро закрываемся. – вежливо сказал мне бариста.
Давно остывший кофе был ужасен. Я собрал свои вещи, надел протертое пальто и вышел на улицу. Ливень. И я без зонта. Ничего нового.
– Идешь?
– Только с тобой.
Корица
Похолодало. За окном выпал первый снег, такой хрупкий и беззащитный. Ветви деревьев сбросили сотни и тысячи своих багровых и жёлтых листьев, превратившись в костлявые кисти осени. Трамвай мчался куда-то по направлению к центру города, его железные стены не дарили тепла. Я вжался в шерстяное пальто, будто пытаясь спрятаться от наступившего холода, а трамвай всё раскачивался на искривленных от жизни и времени рельсах, стуча своими стальными колесами, желая удержаться на этой земле хоть ещё на пару остановок.