Коридоры храма словно сменили лик. То, что днём казалось покинутым, ночью оживало: стены дышали холодом, пыль с алтарей вздымалась без ветра, и в тенях мерцали глаза.
Се Линь провёл Мо Сянь вглубь, в старое подземелье. Здесь, под древним слоем земли, хранилось то, что он сам когда-то запечатал. И то, что больше нельзя было скрывать. Они остановились у двери, обитой печатями.
– Это место… – прошептала Мо Сянь. – Оно…
– Помнит тебя, – закончил он. – Потому что ты умерла здесь.
Мо Сянь вздрогнула.
– Что?..
– Или, точнее… – Се Линь отвёл взгляд, голос стал тише. – Тебя сюда принесли. Уже без сознания. Без души. Только тело. И даже тогда оно… не поддавалось распаду.
Он провёл рукой по печати. Бумага с тихим шелестом вспыхнула и сгорела. Дверь открылась.
– Я не знаю, кем ты была. Но с того дня, как я нашёл тебя в пепле разрушенного мира, ты – связана с этим храмом. И с тем, что в нём спит.
Комната была почти пуста. Только в центре – круг, выложенный из обсидиановых пластин, с иероглифами на древнем языке. Внутри круга – саркофаг из прозрачного нефрита. Мо Сянь подошла ближе. Внутри лежала… она. Её отражение. Точнее – точная копия. Лицо, тело, даже излом бровей. Но в этой версии – глаза были открыты. И в них плескалась бездна.
– Это… – Мо Сянь замерла.
– Твоя оболочка, – сказал Се Линь. – Настоящая. То, в чём ты пришла в этот мир. А то, что стоит рядом… – он бросил на неё взгляд, – душа, что проснулась вне тела. Почему – я не знаю. Но ты – не просто странница. Ты – разлом между мирами. Или ключ к нему.
Мо Сянь смотрела на себя – ту, другую. И внезапно ощутила: боль в груди усилилась. В ушах зазвучал шёпот.
«Вернись… к нам…»
Се Линь тут же бросился вперёд, нарисовав защитный знак в воздухе. Свет разорвал тени.
– Назад! Не слушай их! Это остаточные голоса тех, кто был поглощён тобой. Или тем, чем ты была.
Мо Сянь закрыла глаза. Мир рассыпался, пол под ногами дрожал, и голос изнутри становился сильнее.
«Ты помнишь меня…»
Она выдохнула:
– Я… хочу вспомнить.
В тот же миг саркофаг содрогнулся, как будто невидимая сила пробила его древнюю броню. Трещины, похожие на серебристые нити, мгновенно расползлись по нефритовой поверхности, извиваясь, словно живые существа, жаждущие вырваться на свободу. Они стремительно расширялись, превращаясь в глубокие разломы, которые, казалось, разрывали сам воздух.