Я плюхаюсь на старую табуретку, которую еще вчера выбрала своей. Когда я сообщила ему, что теперь это «мое» место, он скептически усмехнулся и спросил, не тороплюсь ли я, а я в ответ показала ему язык. У табуретки оторвана сидушка, и я чувствую, как она чуть смещается в бок, когда я опускаюсь на нее и поджимаю колени к груди, словно стараясь закрыть такую же дыру с рваными краями и белесыми занозами, которая теперь есть не только на двери, но и у меня в сердце. Он готовит завтрак, слушает музыку и делает вид, что ничего не произошло, а меня тошнит от одной мысли о еде. Еще песня эта дурацкая. Не нахожу в себе сил даже посмотреть на него и тупо сижу, положив голову себе на колени. Не понимаю, что я тут делаю. Не понимаю, что происходит.
Он ставит передо мной тарелку с яичницей и чашку растворимого кофе с молоком и кладет две вилки. Я чувствую себя такой слабой, что даже не нахожу сил взять вилку. Я не хочу есть. Не хочу говорить. Я хочу отмотать время назад и сделать так, чтобы всего этого никогда не происходило.
– Надо поесть.
– Не хочу. Тошнит сильно.
– Тебя что, с ложки кормить? – смотрит укоризненно, и я по голосу слышу, что если буду недостаточно убедительна, начнет кормить с рук.
– Нет, просто не трогать. Я кофе попью, и нормально, а поем у себя. Не ем по утрам даже дома.
Он сосредотачивается на тарелке.
Я прокручиваю в голове события прошедшей ночи. Голова все еще чугунная. По телу прокатывается дрожь, словно я встала на сквозняк, и глаза внезапно наполняются слезами. Я опускаю голову на колени, чтобы он не видел, как я плачу. Плечи мелко трясутся. Да что ж за утро-то такое.
Он поднимает мою голову и зажимает лицо в ладонях:
– Ты плачешь?
– Нет, – храбро шмыгаю носом.
– Все еще не отпустило?
– Такое отпустит…
Он убирает руку. На кухню тихо проскальзывает кошка. Я пытаюсь погладить ее, но она гордо разворачивается и проходит мимо меня, подняв хвост трубой.
– Рей, давай, успокой ее, – кричит он ей вслед, но упрямое хвостатое не обращает на наши человеческие разборки никакого внимания.
Я встаю и начинаю убирать тарелки, оставшиеся после вчерашнего ужина, чтобы занять себя хотя бы чем-то. Эта кухня слишком маленькая даже для него одного с его-то ростом, а уж вдвоем мы и подавно постоянно сталкиваемся. Песня начинает играть по третьему разу, но сейчас это уже я поставила ее заново. Она начинает мне нравиться. Наверное, потому, что сейчас я чувствую себя такой же глупой, как девушка, о которой в ней поется. А исполнитель – это, конечно же, он собственной персоной.