Не подлежит сомнению, что по своим настроениям Азадовский в годы юности тяготел к эсерам и принадлежал к ним организационно – об этом красноречиво свидетельствует круг его иркутских и хабаровских знакомств и связей в начале девятисотых годов. Он вполне разделял народническую программу эсеров, их революционный пафос и ненависть к царизму; его нелегальная деятельность протекала в их среде и под их лозунгами. Не исключено, что в 1905–1907 гг. он считался членом Иркутской организации. Думается, впрочем, что он принадлежал скорее к умеренному крылу, не разделял максималистские устремления левых эсеров и, во всяком случае, не сочувствовал «боевым дружинам» и «актам», в которых принимали участие его знакомые, друзья и родственники. Своим основным оружием в борьбе с царизмом Марк Азадовский считал слово: составлял воззвания, обращения к солдатам, писал (и наверняка распространял) листовки… Призывал ли он к вооруженному сопротивлению и насилию? Сомнительно. Не случайно при обыске в феврале 1907 г. у него были обнаружены не бомбы и пистолеты, а лишь воззвания и прокламации (возможно, им самим и составленные), а также ряд нелегальных печатных изданий.
Во всяком случае, несомненно, что в юности, да и в более поздние годы, М. К. оставался убежденным народником и «социалистом», приверженным духу русского освободительного движения XIX в., то есть был эсером скорее «по настроениям», нежели по партийной принадлежности. Его, как и многих, вдохновляли не «программы», а «идеалы»: Свобода, Революция, Народ… Узкопартийное доктринерство было ему чуждо. В обширном кругу его связей 1900‑х гг. мы видим не только эсеров, но и социал-демократов. Один из них известен – это Виктор Ильич Бик (1888–1952), выпускник Иркутской мужской гимназии, член Иркутской организации РСДРП, осужденный в сентябре 1909 г. и высланный в 1910 г. в Якутскую губернию «с лишением всех прав состояния» (определен на поселение в с. Амга)256. Подвергался высылке и аресту в колчаковский период; в 1920–1930‑е гг. занимался журналистско-партийной и библиотечной работой257. Позднее писал о В. Г. Короленко и обращался в этой связи к М. К.258
Подобно многим людям его поколения, увлеченным в начале ХХ в. потоком событий, М. К. был и оставался идеалистом, сохранившим в себе на долгие годы благородные помыслы и порывы революционной эпохи, прежде всего – веру в «народ», его духовные силы, необходимость его «раскрепощения» и т. д. «Мы в то время были переполнены идеалами, стремлениями к светлому, чистому, – вспоминал в 1968 г. Михаил Бенцианов (брат Р. М. Бенцианова), знакомый Марка по Иркутской гимназии, в письме к Л. В. – Марк, по-моему, до конца дней сохранил душевную чистоту, бескомпромиссность» (91–5; 2).