Но за этой внешней идиллией скрывалась не просто темная тайна, а зияющая бездна, пожирающая все живое. Истинный источник процветания Олеандра лежал не в мудром правлении и трудолюбии граждан, а в древней магии, высасывающей жизненные силы из невинных душ, скрытой глубоко под почвой, в месте, куда не проникает солнечный свет, где тьма правит безраздельно.
По традиции Хедера взяла самый красивый гранат из корзины на столе, символ плодородия и процветания. Провела ножом по краешкам, с замиранием сердца ожидая увидеть рубиновые зерна. Разломив, она увидела черноту. Вместо сочных, живых ягод – гниющая масса, пропитанная тьмой. Вместо того чтобы убрать испорченный плод, Хедера вглядывалась в него с болезненным любопытством, словно в отражение своей души. Мелкие личинки кишели внутри, выедая сердцевину, превращая жизнь в тлен.
После завершения церемонии, под тихие, фальшивые звуки лютни и лицемерное перешептывание гостей, Хедера оказалась наедине с мужем в беседке, увитой розами. Аромат цветов был не пьянящим, а удушающим, воздух – не прозрачным, а зловеще чистым, словно тщательно вычищенным от любых следов правды. Эта идиллическая встреча казалась тщательно спланированной сценой.
Он стоял, любуясь не пейзажем, а своей вотчиной – бескрайними полями, уходящими к горизонту, и проклятой травой, что, как ей казалось, дарила жизнь Олеандру, аккуратными домиками с черепичными крышами, выстроенными в идеальном порядке, воплощением контроля. Его профиль, высеченный словно из мрамора, был не безупречен, а пугающе идеален: прямой нос, волевой подбородок, густые темные волосы, аккуратно причесанные. Принц действительно был воплощением не красоты и силы, а безжалостной власти.
Хедера подошла ближе, чувствуя не легкую дрожь в коленях, а парализующий страх. Она всю жизнь готовилась к этому моменту, знала, что брак по расчету – это долг, а не прихоть. Но сейчас, глядя на своего будущего супруга, она ощущала не только волнение, но и ужас – словно ее приговорили к пожизненному заключению в золотой клетке. Тонкая нить сомнения превратилась в железную цепь, сковывающую ее душу.
– Прекрасный вид, не правда ли? – произнес муж, не поворачиваясь к ней, будто она была неодушевленным предметом. Его голос был не ровным и спокойным, а ледяным, словно мелодия, сыгранная на похоронах. Без эмоций, без живого трепета, лишь пугающая пустота.