И в этой пустоте, в этой тишине отставки, мысль об Олене, о необходимости найти ее, стала почти навязчивой. Он должен был знать. Он должен был увидеть ее. И он поехал – по единственному адресу, оставшемуся в старой записной книжке: Тверская область, деревня Багрецовка. Название звучало как насмешка. Что могло заставить его сестру-близнеца, мечтающую о блеске столицы, о путешествиях? Его Олена, яркая, живая – и эта глухомань? Что могло заставить ее остаться здесь? Оборвать все нити?
Дорога становилась хуже с каждым километром. Колея углублялась, «Нива» протестующе выла, грозя застрять в вязкой грязи. Лес по обе стороны дороги смыкался плотной стеной. Вековые ели и сосны перемежались с дрожащими на ветру золотыми березами и багряными шапками кленов. Воздух был густым, влажным, пах сырой землей, прелой листвой, грибной сыростью. Красиво – дикой, первозданной, но немного угнетающей красотой. Вадим опустил стекло. К лесным запахам примешивался слабый, едва уловимый запах дыма – но не жилого, а скорее, как от старого кострища. И что-то еще… Сладковато-приторное? Или это просто игра воображения на фоне усталости? Он снова почувствовал легкую тревогу, то самое предчувствие «неправильности», которое бывалые солдаты учатся не игнорировать.
Он посмотрел на часы. Скоро начнет темнеть. Судя по карте, до Багрецовки оставалось совсем немного. Нужно было успеть засветло. Он сильнее вдавил педаль газа, заставляя машину реветь и ползти вперед.
Наконец, когда солнце уже начало клониться к зубчатой стене леса на западе, деревья расступились. Багрецовка. Она возникла внезапно, без всякого перехода – несколько десятков домов, темнеющих в низине у изгиба черной торфяной речки. Над ними, на холме, доминировал большой кирпичный особняк, словно наблюдая за своим сонным, застывшим владением. Чуть поодаль белел остов полуразрушенной церкви с провалившейся крышей. Никаких признаков жизни вокруг – ни полей, ни огородов за околицей, только беспросветный, подступающий вплотную густой лес. Ощущение полной изоляции, оторванности от мира было почти физическим.
Вадим медленно направил «Ниву» по единственной улице, размытой и глубоко прорезанной колеями. Он ехал и смотрел. Избы – крепкие, бревенчатые, срубленные на совесть, но многие покосившиеся, с заколоченными окнами или пустыми глазницами выбитых стекол. Резные наличники, когда-то бывшие гордостью хозяев, облупились и почернели от времени. Палисадники заросли бурьяном вперемешку со странными, темными растениями, которые он видел и в лесу. Но у каждого дома, даже у самых заброшенных на вид, были сложены аккуратные поленницы дров. Контраст между запустением и этим признаком жизни выглядел странно.