Никогда прежде Мэтьюз не испытывал такого волнения, как в момент отплытия. «Слава богу, – думал он, – наконец-то мы выходим в море!»
Ветер, прилетевший из гавани, с силой ударил ему в лицо, заставив зажмуриться. Мэтьюз весь похолодел и с трудом удержался на ногах. «Эдвардик», подталкиваемый гудящими буксирами, слегка вздрогнул под напором набежавшей волны, но продолжил плавно скользить, приводимый в движение двигателями, и заметно расширять водное пространство между бортом и причалом.
Они уходили в темноту, в царящее впереди великое одиночество. Гудок корабля перекликался с бездною неба, которое вдали от суши казалось еще более пустым, и гудки буксира печально вторили ему.
– Холодно, – раздался чей-то голос неподалеку.
Макс оглянулся.
В нескольких шагах от него у поручней стоял, глядя вниз, на носовые люки и полубак, где в мирное время обычно размещались пассажиры третьего класса, высокий мужчина в светлом пальто. Голову он склонил вперед, и поля мягкой шляпы закрывали глаза.
– Холодно, – повторил незнакомец ни к чему не обязывающим тоном.
Оба были знакомы с неписаным этикетом, принятым среди пассажиров трансатлантических рейсов. Эта реплика служила пробным шаром. Если бы Макс просто ответил: «Да, согласен» – и отвел взгляд, попутчик понял бы, что тот не в настроении продолжать разговор. А вот услышав: «Да, так и есть» – и вдобавок еще какое-нибудь замечание, принял бы это за согласие завязать разговор.
Не расположенный вроде бы вести беседы, Макс, к собственному удивлению, вдруг обнаружил, что не прочь поговорить.
– Да, так и есть. Думаю, дальше станет еще холоднее.
– Или жарче, чем нам хотелось бы, – добродушно и вместе с тем многозначительно согласился незнакомец и сунул руку в карман пальто. – Сигарету?
– Не откажусь.
Ветер свистел в ушах и не давал покоя, хотя и стояли они на подветренной стороне, под укрытием трапа. После нескольких вежливых попыток помочь друг другу прикурить в конце концов каждый справился с этим самостоятельно.
Яркая, пусть и недолгая вспышка спички позволила Мэтьюзу лучше разглядеть собеседника, высокого здоровяка с непринужденной улыбкой, обнажающей крепкие белые зубы. Попутчику можно было дать лет шестьдесят, на что намекали выбивающиеся из-под шляпы седые волосы, однако всем обликом он скорее напоминал молодого человека. Он слегка сутулился и, жестикулируя, широко размахивал руками. Проницательные карие глаза на волевом, напряженном лице сияли, как у юноши, оживляя лицо. Одна вещь озадачила Макса: незнакомец выглядел, разговаривал и был одет как американец. Однако, насколько знал Мэтьюз, американцам в те дни не так-то просто было выправить заграничный паспорт, а главное, им категорически запрещалось путешествовать на судах воюющих стран.