– А почему выбрал философский факультет?
Н.Г.: А понимаешь, тоже забавная вещь… У меня ведь получилось таким образом: отец был расстрелян…класса до 9-го я учился так, что по всем гуманитарным предметам – литература, география, история – было «отлично», за счет очень большого чтения, а по естественным – математика, физика, химия – между «тройкой» и «четверкой». И вот в середине 9-го класса дядя мой спросил: «Куда ты пойдешь и как думаешь жить дальше?» Был он умный мужик, но работал слесарем, спился, поскольку во время войны семь раз бежал из плена, после очередного побега его подобрали американцы, а ты понимаешь, какая у нас послевоенная жизнь была: раз в неделю он должен был ходить регистрироваться… И вот подсунул он мне две мысли. Сказал, что я должен очень хорошо кончить школу, и когда узнал, что по математике и физике у меня не очень, спокойно заметил: «Ты же умный мужик, возьми задачку, разберись, решай, пойми». Я и взял одну задачку математическую, решал ее неделю, поначалу решил через полчаса, потом видоизменял, применял разные способы, исписал толстую тетрадь… После этого у меня по математике и физике, понимаешь, стали появляться одни «отлично», и я вообще задумал идти на математический факультет. Но тут пришла в школу интересная пионервожатая… А училась она на философском факультете!.. Я немножечко за ней приударил, и это предопределило выбор мой, как ни странно. Но не просто так: и гуманитарная наклонность была, и мысль сидела – вот жили люди, голодали, войну пережили, неужели потом не будут знать этого?!
Короче говоря, погуляли мы с Георгием и, думаю, прониклись определенной симпатией.
– А уже существовал ММК?
Н.Г.: Тут, понимаешь, непонятно. Существовал не ММК – в этом много рационализации и реконструкции исторического плана. Понимаешь, было четверо, схватывающих некоторое содержание, была видна группа, ты всех их знаешь, было видно распределение между ними. Как-то чувствовалось, что духовным лидером Саша Зиновьев был; какая-то организаторская функция – при том, что все были самостоятельными людьми, спорили друг с другом, – взята была Георгием, а Грушин и Мамардашвили выступали в каком-то смысле самодеятельными личностями. Было четверо молодых ребят, чуть постарше меня, и к ним сразу подключилась группа – думаю, это была сознательная акция со стороны четверки, – там были Костеловский, ваш покорный слуга, Садовский, Швырев, Финн и Лахути. Это из тех, кого я помню. В тот период мы довольно часто встречались, чаще у Мераба Мамардашвили на квартире, он жил у «Аэропорта», хотя я могу спутать, и у Юры Щедровицкого… Встречались для обсуждения. Помню, я какой-то доклад про операции делал, это заранее обговаривалось. Можно сказать, что так зарождался семинар.