– А помнишь первое впечатление от Георгия Петровича?
Н.Г.: Понимаешь, я через него вошел в группу, и во-вторых, как мне представляется, у нас просто были хорошие дружеские отношения, мы вместе за город ездили, жили сравнительно недалеко друг от друга, мне страшно нравились его родители, я приходил к ним, чай пил, они мне какие-то советы давали. И он ко мне приходил, очень нравился моей маме, и работал он в очень интересном для меня ключе.
– Судя по публикациям, вы довольно быстро стали работать вместе.
Н.Г.: Здесь тоже надо точность восстановить. Я лично эти публикации не писал, хотя обсуждал, а вот в «Педагогике и логике» – там самостоятельная статья[1]. Какие-то идейные вещи мне удалось (конечно, совместно) обозначить. Понимаешь, идея всегда рождается странно, распределенно.
– А почему четверка распалась?
Н.Г.: Об этом лучше у Георгия спросить. Но что, например, получилось с Сашей? Он ушел в логизированные формы, причем еще и формализуемые, начал эти логики обрабатывать, какой-то невероятный крен сделал – потому что мне-то представлялось, что мы во многом вышли из его диссертации, но потом он от этой ориентации – от генетически-содержательной логики – отошел.
– Откуда это утверждение?
Н.Г.: Я не могу восстановить впечатления, которые у меня тогда были. Мы отталкивались от тех, с кем шел спор, это важно понять. Как я могу сейчас восстановить, спорили с тремя оппонентами.
Одни – формальные логики типа Войшвилло. И содержательность была направлена против той формальности, против таких как бы «пустовсеобщих» форм. Предполагалось, что движение мысли имеет какие-то другие характеристики.
– Кем предполагалось?
Н.Г.: Мною, чего уж там. И отсюда возникли, у Саши, скажем, выведение, сведение, и все это понималось как захватывание содержания. В этом смысле такие силлогизмы, как «Все люди смертны, Сократ – человек, следовательно, Сократ смертен» – представлялись как не захватывающие содержания, пустые в этом смысле, абсолютно безотносительные. А у нас предполагалось, что форма хотя и общая, но захватывает содержание и творит его. Тогда я этого не знал, но сегодня сказал бы, в аристотелевском духе, – форма, которая создает содержание.
– И потому каждая форма для своего содержания…
Н.Г.: Они могут быть сколь угодно общими. Идея состояла в том, чтобы эти формы найти. Такова была первая оппозиция, и отсюда – содержательность.