Бенжамен Сурикат и Мусс Бокюз принялись раскланиваться, как в финале спектакля. С одной стороны, Максим был польщен тем, что его включили в столь престижную команду, с другой – опасался, что впоследствии начнет тяготиться подобным весельем. Впрочем, его частенько упрекали в том, что он принимает свою работу слишком близко к сердцу и чересчур серьезно относится к самому себе. Но как может быть иначе, если олицетворяешь закон и порядок, а жертвы преступников ждут твоих ответов?
– А у тебя какое? – бросил Максим.
Вопрос прозвучал гораздо серьезнее, чем ему хотелось, и веселье тотчас угасло.
– Прозвище? – неуверенно спросил Дарио. – Кид.
Максим отметил, что лицо лейтенанта приобрело отчужденное выражение.
– Кид? – повторил Максим, тотчас вспомнив черно-белые кадры фильма Чарли Чаплина[5].
– Кид. Просто Кид, – отрезал жандарм.
Дарио, нахмурившись, рухнул в кресло. Мусса и Бенжамен этим воспользовались: сославшись на необходимость закончить рапорт, они удрали, не прощаясь.
Кабинет окутала тишина, и Максим тоже уселся на свое рабочее место. Куда он попал? На этаже практически никого, кроме парочки следаков с замашками клоунов и этого вспыльчивого пятидесятилетнего мужика, который зачем-то его сфотографировал. Вопреки весьма зрелому возрасту, он изображает подростка в летнем лагере, награждая коллег кличками.
Максим попытался разбить ледяную глыбу, которая уже начала расти между их с Дарио столами.
– Не покажешь мне контору? – сказал он. – А где старший лейтенант Левассер? По идее, это он должен был меня встретить.
Дарио поднял голову, словно выходя из глубокого оцепенения. Складки у него на лбу исчезли, черты лица разгладились.
– Приношу свои извинения, – произнес он, поднялся и покачал головой. – Прости, должно быть, я тебе показался немного странным, но я правда совершенно забыл объяснить. – Дарио сделал несколько шагов и оперся бедром о край стола Максима. – У нас тут сегодня пустыня Гоби, но это нормально. Почти весь состав занят воссозданием обстоятельств преступления в Шевалине[6]. Кстати, это ведь твои края?
Максим молча кивнул.
– Короче, – продолжал Дарио, – следственный эксперимент должен был состояться завтра, но журналисты прознали, и, чтобы избавиться от этих пиявок, судебный следователь, который ведет дело, всех удивил, перенеся процедуру на день раньше. Левассер работает на месте. Вчера вечером он попросил меня связаться с тобой и сообщить, что сегодня ты можешь прийти после обеда, но у меня совершенно вылетело из головы. Испортил тебе утро. Извини.