«Все правильно, – довольно подумал галикарнасец, – из Библа в Пелусий везут кедр, кипарисы и ель, а обратно папирус. После разгрузки корабль сразу берет на борт новый товар, чтобы не возвращаться порожняком… Значит, папирус должен быть где-то рядом».
Опасливо косясь на штабеля кругляка и пиловочника, Геродот шел дальше, пока не увидел уложенные друг на друга пачки папирусных листов. В отличие от груд бревен, кипы папируса были правильной формы. Каждая кипа отделялась от соседней узким коридором.
Здесь тоже царила рабочая обстановка. По длинным лестницам сновали грузчики, втаскивая наверх товар. У каждого со лба на спину свисали две кожаные петли, охватывая крест-накрест пачку папируса. Принимающий киповщик цеплял пачку крюком из-за спины грузчика, чтобы ловким движением выдернуть ее наверх.
Бригадир ходил по плоскому верху кипы и придирчиво следил за тем, чтобы строгие линии ряда не нарушались. Время от времени от прикладывал к стенке длинную плоскую палку и, если только что уложенная пачка выпирала из кипы, приказывал ее переложить.
Задрав голову, Геродот спросил, где можно найти эпимелета. Египтянин на плохом ионийском койнэ переспросил, кто ему нужен, а когда галикарнасец подробно объяснил, что ищет портового распорядителя, махнул рукой в конец коридора.
За то время, что он искал грузовой причал, пивное похмелье от бьющего в лицо морского ветра стало проходить. Но пьяный кураж все еще давал о себе знать.
Раздвинув парусиновую завесу, Геродот вошел в сколоченную из жердей бытовку. За складным столиком он увидел египтянина в каласирисе с короткими рукавами и парике. И с таким морщинистым лицом, будто бог Хнум еще только учился гончарному ремеслу, когда лепил этого человека.
– Хайре! – бодро сказал галикарнасец.
Портовый распорядитель, привыкший к тому, что мореходы и купцы из Эллады не говорят по-египетски, спокойно ответил таким же приветствием.
Потом без обиняков спросил:
– Что хочешь?
Геродот пока не решил, какую роль будет разыгрывать. Но охвативший его хмельной азарт придавал его действиям беспечную удаль. В Пелусий он попал не по замыслу Перикла, а по необъяснимой затее Мойр. Если брать еще выше, так и по воле всемогущего Рока. А если принять во внимание, что Посейдон сберег корабль во время шторма… Получается, он – любимец богов. Ну, так вперед!