Что это? Вещий сон? Дикая пляска воображения?
Неужели он окончательно сломался, став жертвой какой-то невообразимой ереси и чертовщины! И это он, следователь по особо важным делам…
От презренья к самому себе ему захотелось провалиться сквозь землю, обругать себя последними словами, но он лишь глухо застонал, сжал в отчаянии зубы и, погасив свет, снова лег, пытаясь уснуть. Но стоило ему закрыть глаза, как видения прерванного сна снова возникли в его воображении в еще более густых и мрачных тонах.
Лишь отыскав аптечку и приняв разом три таблетки димедрола, он, наконец, успокоился и забылся глубоким сном…
Проснулся он довольно поздно. Ощущая тяжесть в голове и какую-то отвратительную сухость во рту, он встал, оделся, походил немного по комнате и, полный задумчивости, опустился в кресло.
Что же происходит с ним в конце концов? Разве не то, чего он сам так хотел. Разве не он сам сознательно дал втянуть себя в эту нелепую игру, не прекратил, не пресек ее в самом начале, прибегнув к помощи своих товарищей? И разве не он сам принял вчера вызов этой странной дамы, искал ее по всему саду, не сам забрел на это мрачное кладбище, словно жаждая новых, еще более острых приключений? И чего дался ему этот голос? Послышался, и бог с ним! Прозвучал он на самом деле или почудился, чей он, Аристовой, покойной жены Борина или этой женщины в голубом платье, какая разница? У него есть более серьезные дела, и к черту все это!
Он опять почувствовал, как успокаивается, приобретает прежнюю силу и уверенность. Но прозвучавшие неожиданно звонки телефона снова пробудили в нем тревогу.
Ну, кто там на этот раз? Прокурор? Объявился очередной убийца Аристовой? Сбежал из-под стражи Сурулев? Постой, а может, это Вахрамеев, успевший добраться до Перми и раздобыть кое-какие сведения!
Повернувшись к столику, он живо поднял трубку.
– Слушаю вас!
– Это я, Валя. Здравствуй.
Донесшийся издалека голос родного человека сначала обрадовал его, но уже в следующее мгновенье он понял, что голос звучит холодно и отчужденно.
– Ты не ждал, наверное, но, извини, я не могла не позвонить. Дело в том… – Казалось, она не решалась продолжать. – Дело в том, что я ушла от тебя, живу с дочерью у мамы.
Шамсиев молча слушал ее, ничем не выдавая своего волнения.
– Что же ты молчишь? Тебе нечего сказать? – В голосе ее послышалась досада.