Я пытался сохранить в тайне то, где она взяла таблетки, но не смог. Рассказал обо всем своему капитану. О наркотиках, о нашем маленьком бизнесе, об Айзеке. Я сдал Айзека и даже глазом не моргнул. По заданию ОВР 5 повесил на себя микрофон и вытащил из него кучу всякого дерьма. Я утопил его, словно он ничего для меня не значил. А беспокоило меня только одно: чтобы он не назвал мое имя.
И что хуже всего, я даже не чувствовал себя виноватым.
Лицемер, я же говорил.
Меня должны были уволить и посадить в тюрьму. Вместо этого ОВР предложил мне варианты: уехать из Ди-Си или найти новую работу. Ни один коп не захотел бы работать с крысой. Мой бывший капитан был знаком с Морриконе, они вместе учились в академии, и, уж не знаю почему, Морриконе проникся ко мне симпатией. Возможно, он представлял меня этаким Серпико. Борцом за чистоту полицейских рядов. Этот парень предложил мне шанс выбраться из дерьма, и я ухватился за него с такой готовностью, что едва не оторвал ему руку. Уверен, в Ди-Си все были только рады моему уходу.
Так что имейте это в виду, когда я буду рассказывать, что произошло дальше. Запомните – этот инстинкт самосохранения никуда не делся, а только окреп. Не удивляйтесь моему выбору. Может, вы тоже во мне разочаруетесь, узнав, с какой легкостью я его сделал.
Поверьте, я этого не стою.
Машина ожила, стоило мне только приблизиться. Взревела и ослепила меня светом фар. Я плотнее запахнул пальто, ощутил успокаивающую тяжесть «Тауруса». Джо наблюдал за мной из-за затемненного ветрового стекла. Положив руку на дверцу, я бегло оглядел салон – мы были одни.
Я сел впереди, и Джо едва на меня посмотрел. Под ногами лежала спортивная сумка, и, когда мы отъезжали, в ней что-то звякнуло.
Я пристегнулся.
Ехали молча. Я не хотел начинать первым. Джо слушал кассету – какая-то женщина пела про пиво и душевную боль, и магнитофон искажал ее голос до неузнаваемости. Я хотел попросить его выключить, но промолчал.
Мы выезжали из Купера по единственному шоссе, проходившему через кукурузные поля. Сбор урожая давно закончился, и на полях остались только голые стебли, в большинстве своем сломанные и скрученные. Метелки уныло трепыхались на ветру. Было бы интересно посмотреть, как выглядит поле осенью, когда стебли становятся выше человеческого роста.