– Они идут за тобой. – Его голос прозвучал глухо, как удар камня о землю. – Сегодня ночью.
Сердце сжалось, и внутри вспыхнуло странное чувство – не страх, а боль. Они решили забыть. Все.
– Кто?
– Деревенские. – Он сжал кулаки. – Священник внушил им, что ты опасна. Что ты… не человек.
Он не закончил.
Но ей не нужно было продолжения. Она знала, что сказал священник.
Жюстин вглядывалась в его лицо, словно пытаясь разгадать тайну. Почему ему не всё равно? Почему он здесь?
– Почему ты решил меня предупредить?
Мужчина покачал головой, и в его взгляде мелькнула тень сомнения. Он что-то знал, но не решался сказать.
– Я здесь, чтобы ты успела уйти. Пока ещё есть время.
Тишина.
Жюстин смотрела на него, а в груди, за гневом, за страхом, за ледяным расчётом, поднималось другое чувство. Глубокое, разъедающее.
Разочарование.
– Если я убегу, мне придётся прятаться всю оставшуюся жизнь, – сказала она медленно. – Бегство – это признание вины. Нет, я не побегу. За мной нет вины.
Она столько лет жила среди них. Лечила их детей, держала их руки, когда они умирали. Они верили ей. Но стоило священнику прошептать слово, и вера обратилась в пепел.
Жюстин опустила взгляд.
– Они уже решили, кто ты. Их не переубедить.– сказал незнакомец
Жюстин посмотрела на него, и мужчина вздрогнул. В её глазах не было страха.
– Тогда мне остаётся только напомнить им, кто я.
Она повернулась и шагнула в темноту, оставив мужчину позади. Его голос донёсся приглушённо, но смысл уже не имел значения.
Жюстин брела через лес, почти не замечая под ногами корней. Гнев расползался по телу, как яд, сжигая последние капли жалости к тем, кто теперь вышел с факелами. Всего несколько слов священника – и годы её помощи оказались забыты. Неужели страх сильнее памяти? Она знала, что священник давно плёл вокруг неё сети, но надеялась, что прошлые заслуги перевесят страх. Теперь было поздно гадать.
Жюстин подняла голову. Над деревней поднимались первые огоньки факелов, танцующие в ночи, словно змеиное жало. Тёмные силуэты метались между домами, их движения были резкими, словно горел не только огонь, но всепоглощающая ненависть.
Жюстин шла быстро, бесшумно. В этих дворах она спасала жизни, но здесь же её готовы были предать.
Дверь дома старосты была заперта. Она не стала стучать. Просто толкнула её, заставляя скрипнуть на петлях.