Что более всего одушевляло борьбу и продолжает её – это, с одной стороны, притязание идеального воззрения пробиться полностью, а с другой – притязание политического законодательства абсолютно регулировать его течение.
Пять направлений работ привели спекулятивный разум на протяжении этих веков не только к состоянию достаточной эмансипации в религиозной сфере, но и к такой степени независимости, что он иногда мог злоупотреблять ею, и его противники находили её чрезмерной.
Во главе этих различных направлений сначала стояла борьба системы свободного исследования против системы авторитета, которая овладела умами на Западе почти так же, как и на Востоке.
Система свободного исследования, возникшая из Ренессанса и сильная своей неоспоримой истиной в философии, не переставала отвергать сам принцип авторитета, применяя свой собственный не только к метафизике, но и к религии – благодаря Реформации XVI века, и к политике – благодаря другим революциям. Встреченная восторженными приветствиями и благочестивым рвением, но полная бурь, эта система вела умы от революции к революции, начиная с 1517 года и до наших дней. Ни религия, ни политика не признают эту систему. Но, провозглашённая свободомыслящими всех стран и часто поддерживаемая Реформацией, которой она мощно служила и которая не была заинтересована в слишком чётком отделении её от своего собственного свободного исследования (подразумевающего лишь выбор между божественным и человеческим авторитетом), эта плохо определённая система неизменно господствовала в высших сферах умозрения. Поэтому до сих пор странно заставать её крайних защитников, допускающих её лишь в философии и оспаривающих в вопросах веры, хотя она неприемлема в сфере религий и догматов, преподаваемых авторитетом Церкви1.
К этим первым дебатам без промедления присоединились успехи натурализма и рационализма: первый возник из философии Бэкона и естественной теологии Волластона, второй – из весьма ярких теорий и крайне негативной критики свободомыслящих Англии (Тиндаль и Коллинз), Франции (Бейль, Вольтер, Руссо, Дидро, Д'Аламбер) и Германии (Реймарус и Лессинг).
Вскоре этим свободным течениям сопутствовали и противостояли идеи мистицизма, набросанные сначала в теологии Кабасилы, Герсона и Таулера, затем в каббалистической теологии Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола, к которым примкнули Рейхлин, Парацельс, Ван Гельмонт, Якоб Бёме, Пордедж, Фенелон, Пуаре, Сен-Мартен и вообще умы, весьма склонные переступать границы схоластики, принимая Евангелие за символ. С другой стороны, скептицизм и критицизм увлекли умы по пути свободы дальше двух предыдущих тенденций. Эти две системы не переставали расти со времён Монтеня, и если они приняли свою абсолютную форму в сочинениях Юма и Канта – решительных противников всякого догмата, – то наибольшее влияние они оказали не столько в этой форме, сколько в более популярных произведениях.