Что оплодотворяет души и управляет ими?
Не то, что трогает или волнует их на мгновение, а то, что они принимают всей силой своих способностей и любят всей полнотой своих симпатий. Бросать их в систему колебаний или запутывать в лабиринтах сомнения – значит разрывать их, а не властвовать над ними.
Можно создавать острые антитезы между откровением и разумом, между религией и философией. Это тем легче, чем ярче различие между ними в их самых обычных формах. Но как только мы исследуем их природу и высшее происхождение, нас поражает, что они исходят из одного источника, существуют в одном и том же существе и правят в одной и той же мысли, в одном и том же стремлении к одной цели.
Говорят, что свет и тьма изгоняют друг друга. Да, без сомнения, но лишь потому, что они – две разные вещи. Одна освещает, другая омрачает. Разве так различаются между собой философия и религия? Но кто же, в конечном счете, хочет их разделять – я говорю не в теории, а на практике?
Религия и философия, соединенные в одних и тех же учениях, в одних и тех же привычках, в одних и тех же умах, – это вся наша цивилизация и вся наша жизнь, это мы сами. Мы живем христианскими и философскими идеями, не осознавая и не желая этого; даже если бы мы не любили их, нам было бы невозможно от них избавиться.
Хотите изгнать одни или другие? Отбросить, например, философию? Но она составляет основу всех наших привычек и законов. Хотите отбросить религию? Но все мы сформированы христианскими чувствами, и все мы живем христианскими идеями, надеждами и привычками. Как отделиться от самого себя? Ведь наши идеи, чувства, привычки – это и есть мы.
И вместо того чтобы разрушать этот счастливый союз или заменять его состоянием, которое было бы лишь насильственным угнетением и длилось бы не дольше утра, – следует радоваться тому, что философская мысль человечества, оплодотворенная, облагороженная и идеализированная христианством, формирует и поддерживает общественный разум цивилизованных народов настолько сильным и чистым, что его лучше всего можно назвать христианским.
Спрашивали, возможно ли сохранение христианского и философского разума? Не утопия ли это? Это больше, чем возможно – это необходимость. Ибо в этом – все движение нашего века, закономерный ход, угодный Провидению. Это движение нравственного мира, то, что составляет славу и силу человечества и в чем все его части одна за другой примут участие. Некоторые уже продвинулись в этом направлении; другие последуют за ними. Кризис преобразований, через который им предстоит пройти, может казаться нам долгим и трудным. Но любая нация, стремящаяся к чистой религии и полной цивилизации, обязана принять философию, какие бы жертвы и усилия ни потребовало это восхождение.