– Тут все началось! – сказала она. – Прямо тут, этим ножом, Альтус убил своего сына. Надеялся, что может договориться с силами, которых даже осмыслить не мог. Тут он проклял весь свой род, и тут были все твои предки, каждый, кто умер в сорок лет, как Альтус. И каждому я предложила тот же выбор. Сделай все правильно, и твои дети не умрут. Ударь ножом одну фигурку. Это же не страшно, да? Это просто фигурка.
Ударь по левой! Это ты. Пронзи себя, и ты умрешь, а твой сын будет жить. Ты умрешь в свои сорок лет, как все остальные, но он не умрет, у него будет будущее, он проживет отпущенный ему срок. Или ударь другую фигурку, справа, и твой сын умрет. Убей его, и откупись кровью за кровь. Все твои предки делали этот выбор. Решай и ты! И пока не решишь, не выйдешь отсюда.
Кровь откупает от крови. Родная кровь. Мой отец стоял здесь с ножом в руке, и мой дед, и прадед. И все остальные. Все они умерли в сорок лет, что бы я родился. Я ударю ножом по своей фигурке, как они все, и умру. А мой сын выживет!
Тот, кого я взял в свои руки из рук жены. Кого кормил с ложки детским пюре, пока он плевался им во все стороны. Тот, кого за руку водил гулять на детскую площадку. Он будет жить. Он встретит свою жену, и возьмет на руки своего сына. Мое имя будет жить в них, в его детях, внуках и правнуках. Я умру, но мой род продолжится.
– Хрен тебе, паскуда! – сказал я и воткнул нож в фигурку сына. Может быть, мой род состоял из одних слабоумных, которые приносили себя в жертву, но я не такой! Мать ошиблась – не все Миелоны одинаковые, уж я-то точно не такой дурак, как они! Я не колебался, когда воткнул нож в фигурку сына.
Ничего не случилось. Я не услышал его крик, не увидел, как он умирает. Фурия была права – проткнуть фигурку совсем не сложно. Так я и сделал, еще три раза, для полной уверенности и швырнул нож в Фурию. Он прошел сквозь нее, как и вода до того.
– Понятно? – спросил я ее. – Я не умру. Хватит с меня этого дерьма! Пусть лучше этот сопляк сдохнет, но не я. Понятно?
– Понятно! – ответила она печально, и все исчезло.
Я снова стоял дома, в своей безумной квартире, оклеенной листами из Библии. И все еще жил.
В тот день я напился, как еще не напивался никогда, и был бесконечно пьян, когда позвонил бывшей жене. Не знаю, зачем – наверное, хотел точно знать, что все получилось. Что мой сын умер, а я выплатил свой долг крови, сделал то, на что у моих предков, к счастью для меня, не хватило духа.