Мы вливались в ночную темноту, стараясь не замечать, как рябь проходит по нашим телам, объединяя нас воедино. Тепло чужой руки стало нашей опорой, нашими оковами, нашей памятью, которая уже не отпускала к прошлому. В этом тепле я ощущал и её, и себя, и всех тех, кого поглотил по пути, ради приказов, ради выживания, ради сомнительных оправданий. Мы продолжали шагать, уверяя себя, что впереди найдём спасение. Душа моя сжималась, понимая, что спасение не придёт никогда. Но я не готов был бросить их обеих, потерять это тепло, ощущение, что мы семья, пусть и искажённая до неузнаваемости.
В темноте мы слышали далёкие взрывы, тихие всполохи огня, отражавшие чужую жизнь, которой мы уже не могли касаться. Я чувствовал, как Мэри мысленно повторяет, что мы ещё не до конца потеряны. Я молчал, потому что в памяти всплывали тени людей, которых я приказывал казнить, которых я отрезал от их надежд во имя войны. Я понимал, что в какой-то мере заслужил быть безликим мутантом, заслужил это животное существование. Но всё равно сжимал руку Мэри, потому что не мог иначе, не мог отпустить её во тьму, лишить себя последней капли иллюзии. Я держал её до тех пор, пока наши шаги не вписались в единый ритм и не потонули в сыром свете наступающего рассвета.
Мы вошли в город, который не мог называться городом, потому что каждая улица хранила в себе лишь мертвую материю, лишенную памяти, а каждый дом напоминал пустой панцирь, где растворилось присутствие людей. Обломки балконов смотрели на нас пустыми проемами, треснутые колонны указывали в небо, утратившее ясность. Солнце едва пробивалось сквозь плотный налет серого дыма, но на асфальте и бетонных стенах не оставалось привычных теней. Мы шагали по серым плитам, ощущали себя тенями, растворяющимися в этом безмолвном пространстве, где не было разницы между светом и полумраком.
Я не мог понять, почему солнце не давало привычного движения теней. Воздух казался неподвижным, прогорклым, густым, как густая взвесь праха, скопившегося в легких домов, чьи стекла давно выпали. Мэри все еще сжимала мою руку, вросшая в мое плечо, Лиза шла рядом, опираясь на мою ногу, двигалась неслышно, с трудом переставляла то, что оставалось от ее ступней. Внутри моего тела время от времени проходили странные толчки, напоминающие эхо, которое когда-то в прежней жизни исходило от канонады вдалеке. Я ощущал биение чужих сердец, которых не видел, но знал, что они когда-то принадлежали людям, и они стали моей сущностью.