Я увидел Эмили, которая неподвижно сидела в углу. Её рот был приоткрыт, а между губами виднелась тонкая жила, уходящая в трещину пола. Я подошёл к ней, хотел позвать. Она не реагировала, казалась уже частью этого полузатопленного бетонного мешка. Я протянул руку, и в тот миг ощутил, что её пульс бьётся прямо внутри моих собственных рёбер. Я содрогнулся и отвернулся, чтобы не замечать, как все сливается в один непрерывный организм, где границы стираются.
Мэри подняла заплаканные глаза. Она проговорила, что ещё остались те, кто шёл с нами, и они где-то позади, возможно, заплутали. Я помнил некоторых по именам, других по голосам, но не хотел искать их, потому что боялся узнать, что большинство уже во мне. На миг в голове вспыхнуло давнее воспоминание о моменте, когда наш отряд занял гражданский лагерь: мы заходили в палатки, люди кричали, плакали, но мы делали то, что считали нужным. Мы говорили себе, что иного пути нет, ведь мы защищаем свой дом, свой народ. Я разглядывал маленькие фигурки в рваной одежде, стоявшие на коленях, и не чувствовал ничего, кроме холода в груди. Тот же холод заходил в меня теперь, растекался прожилками по плечам, по рукам.
Мы вышли из здания, солнце с трудом пробивалось через смог. Воздух у дороги колыхался, менялся, казался зазеркальным, как если бы реальность расслоилась. Мы двинулись дальше, слушая хлюпанье воды, которая скопилась в ямах асфальта. Мэри продолжала идти рядом, стиснув мой локоть. Лиза приникла ко мне, её волосы спутались с моими так, что при каждом движении ощущалось тянущее усилие. Я понял, что не могу оторвать её без боли для нас обоих. Мои ноги сливались с дорогой, с каждым шагом ощущался толчок, отражавшийся внутри позвоночника.
Когда настал привал, мы укрылись под мостом, разрисованным старыми граффити. Краска облезла, буквы переплелись в неразличимый узор. На полу вокруг нас валялись пустые банки и газетные обрывки, где ещё можно было разобрать призывы к миру и странные лозунги о победе. Я думал, что их писали те, кто верил в какую-то благую цель. Я пытался вспомнить, когда потерял веру, но всё смешалось. Запах тлена пропитал моё обоняние, я не мог избавиться от навязчивого ощущения, что вокруг меня сотни голосов. Мэри склонила голову к моему плечу, вздохнула, спросила, не помню ли я, как мы впервые встретились. Я хотел ответить, но в памяти застыл совсем другой образ: я вхожу в разрушенное здание, выстрел, женщина падает, из рук её выскальзывает маленький кулёк. Я не хотел видеть этого, но воспоминание всплыло, выкрасило сознание красными вспышками.