Одним из клиентов был мистер Арчибальд – высокий, уверенный мужчина с серебряным тростью и руками, пахнущими кожей. Он редко смотрел прямо, но однажды, наблюдая за тем, как Генри вставляет крошечную пружинку, произнёс:
– Ты не отсюда, Генри. Такие пальцы не должны тратить себя на чужие минуты.
А потом ушёл. Через неделю он вернулся. Положил на прилавок золотые часы. И конверт. Без слов. Внутри был адрес. И время. Генри пришёл по адресу на следующий вечер. Дом был в районе, где окна редко светились даже по ночам. Фасад – кирпичный, с облупленной лепниной. Дверь открылась, как только он коснулся ручки. Ни звонка, ни голоса – только скрип петель и лёгкий запах табака с дубом. Внутри было тепло, пахло кожей, деньгами и влажным деревом. Освещение – слабое. Лампы в бронзовых плафонах, тусклые и медовые, словно боялись осветить правду. В комнате стоял длинный стол. За ним – трое мужчин. Курили. Один из них Арчибальд.
– Генри Холлоуэй, – сказал он, как будто произносил не имя, а чьё- то будущее.
– Вы сказали, что я не отсюда, – ответил Генри.
– Всё ещё так думаю.
Он не спрашивал, зачем его позвали. Он пришёл. И этим сказал больше, чем мог бы сказать вопросами. Мужчины за столом переглянулись. Один встал, подошёл к буфету, достал оттуда коробку с карточной игрой. Бросил её на стол.
– Сыграй.
Генри сел. Он не знал правил. Но быстро понял суть. Не в картах было дело. А в наблюдении, в реакции, в тишине между действиями. Он проиграл первый круг. Выиграл третий. На пятом – один из мужчин бросил карты и сказал:
– Этот чертов мальчишка просто считывает нас.
Арчибальд усмехнулся.
– Вот именно.
Это не была вербовка. Это была оценка. Генри не задавал ни одного вопроса. Не смотрел в глаза слишком долго. Не пытался казаться кем- то. И в этом – он сразу стал нужным. На следующее утро ему дали первый «поручительский» заказ: передать свёрток человеку, имя которого не называли, в районе, где переулки шептали ночью. Генри сделал всё чётко. Вернулся без единого слова. На него не кричали, не хвалили. Просто снова дали задание. А потом ещё. И ещё.
Он начал ездить. Перевозить. Передавать. Узнавать. Вскоре его стали звать «тихий» – не потому что он не говорил, а потому что после него всё было расставлено по местам. Он никогда не делал грязную работу. Он организовывал. Проверял. Предугадывал. Он был мозгом, не руками. В этом мире, где каждый хотел быть страшным, он стал точным. Не ради власти. Не ради денег. А потому что в хаосе чужих решений он создавал порядок. Он умел быть там, где всё шаталось, и держать – не силой, а взглядом. Но он всё ещё возвращался в мастерскую. В выходные. В раннее утро. Там, где тикали часы. Где всё работало, если поставить правильно каждую деталь.