– Нет, обратно никак нельзя, буду другую работу здесь искать.
– Так, говоришь, отец мельницы ладил?
– Инженерил. Просчитывал, как запруду сделать. Какое колесо ставить, от начала до конца все сам, мужики на подхвате, и я между ног. Тятя и кузнец, и жнец, и на дуде игрец.
– Так, давай-ка тятино дело продолжать, Тимоша. Иди ко мне учеником, на три года. Я тоже инженерное дело знаю. Кузнечить и слесарить обучу, на себя работать станешь.
– Кузнечить? Верно говоришь? Не обманешь?
– Чего мне тебя обманывать, вон у меня двое ужо работают и учатся. От отцов оторвал, договорами взял на три года. Учу. Живут. Не жалуются.
– Дмитрий Семеныч, пойду к тебе. Верой и правдой работать буду.
– Ну вот и сладили. Шурину я сам скажу, что тебя забираю. Пошумит маненько, да угомоню. Доработай нынче, а вечером приходи.
Весна в Уфе дышала первой пылью мая и новой зеленью, дрожащей на легком ночном ветерке. Тимофей вышел из магазина, закинул пиджак за плечо, улыбнулся впервые за много лет, вздохнул широко и тихонько пошел в свою новую жизнь.
Мастеровой дом на Большой Казанской еще светился окнами. Тимофей вошел, закрыл за собой ворота и увидел Дмитрия Семеновича в фартуке и с клещами:
– Пришел? Авдотья, Тимофей пришел, определи парня.
Из дома вышла жена Голубева:
– Доброго здоровья. Заходи в дом.
– И вам здоровья. Мою маму тоже Евдокией, Авдотьей звать.
Дом оказался вытянутым, как вагон, по обеим сторонам- комнаты, посередине – темный коридор. Голубева остановилась перед третьей дверью слева, открыла ключом, толкнула ее. Комнатка возникла небольшая, с окном, кровать, стол, табурет, керосинка, тумбочка – умывальник, чистый рушник, тканый коврик на полу, чисто.
– Столуемся все вместе, кухня прямо и направо. Вода, дрова зимой, все помогать будешь. Что, нравится?
– Благодарствую, нравится. Не подведу.
– Иди поужинай, парни еще щи хлебают.
На кухне за добротным темным дубовым столом сидели два парня.
– Здоровы будьте, – поздоровался Тимофей.
– И тебе не хворать. – отозвался рыжий бородатый мужик. – Новый что ль?
– Дмитрий Семеныч у магазинщика сосватал.
Рыжий облизал ложку, вытер руку о рубаху, протянул Тимофею:
– Степан.
– Тимофей.
– А это Серега. – кивнул он на второго помоложе и похлипче. – Он больше по ювелирному делу, я по кузнечному. Наливай, щи ишо остались.
Тимофей взял железную миску, налил густых щей с мясом, отломил краюху ржаного хлеба и выхлебал все дочиста. После сходил к хозяйке, спросил, не надо ли чем помочь, она ответила, чтоб воды принес в кухню и шел спать.