Также стояло много больших домов-пятистенников, например: у Щербининых, Морозовых, Аксентия Петренко, Игната Акимова и других. Как правило, они были с высокими потолками, под которыми нередко подвешивались просторные полати, где хранилась сезонная одежда, а в многодетных семьях на них ночевали дети.
Восхищение вызывало мастерство плотницких артелей, которые могли срубить величественные церкви, высоченные ветряные мельницы и большие дома под осиновым тёсом. Наверное, в настоящее время непросто найти таких талантливых мастеров, которые могут вручную, только с помощью пил и топоров, построить подобные здания.
В каждом доме и даже в любой избе находилась русская печь с большим лежаком наверху, на котором отогревались дети после катания на снежных горках, или взрослые, озябшие на холоде в своей изношенной и многократно заплатанной одежде. Её горячие кирпичи являлись превосходной кварцевой ванной получше всяких песчаных пляжей. А какие в ней выпекались караваи, калачи, разнообразные сдобные каралики и варились незабываемые вкусные щи!
Русская печь заслуживает того, чтобы ей в каком-либо сибирском селе поставить если не бронзовый, то гранитный памятник за спасение бесчисленных людских жизней.
Среди традиционных деревянных домов в 1942 году были построены многочисленные землянки российских немцев, депортированных осенью 1941 года в наши края. Они были на зиму расквартированы в домах сельских старожилов. К нам в родительский дом тогда подселили семью Ивана, младшего Беннера, у которой моя сестра научилась готовить очень вкусные штрудли, и потом ими часто нас кормила.
К сожалению, впоследствии и на сохранившихся улицах среди домов появились многочисленные пустыри. Массовый отъезд людей из села произошёл в начале промышленного строительства, коллективизации, в голодные 1931—1933 годы и сразу после войны, когда молодёжь, в большинстве девушки, сбегали из колхоза в города. Отток населения несколько прекратился только с поднятием целины. На сокращение численности населения влияли бесконечные войны, частые жестокие засухи, приводившие к массовому голоду, и такие идеологические эксперименты властей, как насильственная коллективизация в форме колхозов. Была большая детская смертность. Так, в семье моего деда родилось 12 детей, а выжили только трое: это старший брат матери Степан, парнем мобилизованный в колчаковскую армию, в которой его убили под Курганом, и младший брат Иван, добровольцем ушедший на фронт и восемнадцатилетним юношей погибший во Второй мировой войне, вследствие этого к концу войны осталось у него всего нас трое внуков.