В качестве аргумента в пользу того, что Аристофан по своему невежеству создал нереальный образ, звучит и то, что в комедии Сократ обучает за деньги, а на самом деле у него занятия были бесплатными. Действительно, в начале поэмы звучит, что в «мыслильне» за деньги могут «кривду сделать речью правою» [6, с. 159]. Однако, когда Стрепсиад и его сын Фидиппид приходят учиться к Сократу, с них денег всё же не требуют. Между тем по ходу действия звучит рассказ, как ранее Сократ украл плащ, и сам Стрепсиад тоже уходит из «мыслильни» без плаща. Возможно, это появилось на фоне слухов о том, что Сократ порой занимался воровством. О том, что такие слухи были, говорит и комедия Евполида «Льстецы», появившаяся спустя два года после выхода «Облаков», – в ней Евполид насмехается над Протагором и Сократом, которые, по его представлению, размышляя о великом, совершают низкие поступки; и как раз говорится, что на одном из пиров Сократ украл винный ковш.
В начале комедии Аристофана проглядывается его опасение в целом перед философией, которая всё более и более входила в умы афинян. Изначально в поэме высмеивается то, как философия по-другому пытается объяснять небесные явления: дождь, гром, огонь. Ранее это всё объяснялось религией, деятельностью богов. А теперь? В поэме это представлено так, будто бы Сократ вводит новые божества, а эти природные явления есть просто деятельность одного их них – «Облаков», которые вместе с Воздухом и Языком образуют «священную троицу». Только вот Сократ вообще не занимался исследованием естественнонаучных вопросов, а потому он здесь чисто символическая фигура. Однако опасения Аристофана всё же оказались верны: позднее уже совсем другие люди обвинят Сократа в непочитании богов и во введении новых, что выльется в судебное обвинение, которое будет подробно рассмотрено нами позже; а философия и возникшие на её основе частные науки в конце концов не только пошатнут религиозное представление о небесных явлениях, но и вовсе его опровергнут.
Сократ в «Облаках» представлен как софист (в нашем понимании), «священнослужитель речей плутовских». Про него говорится, что он ходит босой, в лохмотьях, «чванно и важно», «вскинув голову». Когда «Правда» осуждает стремление «на рынке… кувыркаться в словах и кривляться, и мытариться зря, извиваясь крючком в пересудах грошовых и тяжких» [там же, с. 208], то явно имеются в виду споры на рыночной площади, которые постоянные затевал Сократ, вовлекая в них других. При всём этом звучат слова, что никого так не слушают «из искусников» как Сократа, разве что ещё и Продика, который даже восхваляется: «мудрость его нас пленяет и гордые мысли» [там же, с. 174].