У Туллии сотня платьев в кипарисовых сундуках,
В ее присутствии гульфики не лопаются с трудом.
Туллия хохочет и разрушает банковский синдикат,
Как ребенок – карточный дом.
Туллия некрасива.
Но сила ее в том, что она жива,
В отличие от деревянных кукол – сестер, любовниц и жен —
Способных есть, пить, гадить, рожать, говорить пустые слова.
И каждый с ней обнажен
Не телом одним, но самым нежным, доспешным обычно нутром.
Туллия улыбается, достает вертела
И нанизывает печень шипящую, розовый ливер, трепетные потроха,
Прожаривает с кровью, ест – ничего личного, питательные дела.
И занимает трон.
В мире мужчин можно только иметь мужчин,
К этому у разумной женщины миллион причин.
Каждый из тех, кто сверху, думает: ты – его,
В этом твое торжество.
В этом его уязвимость, хрупкость его жезла,
В вечном павлиньем празднике, в кобелиной интриге: дала – не дала.
Ну, убила.
Но обронила и миг бессмертья, такое любая ль даст?
Ибо что пред любовью смерть?
Пепел.
Тлен.
Песнь песней.
Екклесиаст.