– Ты лучше вот что, – сказал я ему, – лучше мне… крест дай.
Басулин с удивлением поглядел на меня.
– Крест?
– Да, крест.
– Какой крест?
– Обыкновенный.
– Зачем он тебе?
– Чувствую я, не смогу без него.
По его глазам я прочитал, что он изумился ещё больше.
– Однако у меня нет креста…
– Нет…
– Хотя погоди…
Басулин просунул руку под рубаху, нащупал свой маленький серебряный крестик, вынул его из-под рубахи и резким движением оборвал нитку со своей шеи.
– Вот, возьми мой, – протянул он мне руку, – возьми, не отпирайся. Тебе, видно, будет нужнее.
Я взял крест, убрал в карман.
– Да что ты его прячешь! Сразу же и надень.
Басулин завязал нитку, и маленький остроконечный крестик повис на моей шее. И какая-то лёгкость на мгновенье наполнила тело и тотчас мгновенно скрылась.
– Как ты один только сам с собой уживаешься? – спросил я.
– Что за вопрос?
– В самом деле не пойму, неужто не хочется семьи?
– Нет-с, уж не хочется, – Басулин поморщился.
– И даже скука не берёт?
– Может, и берёт, а только лучше скука, чем…
Я его понял без слов; даже и прежде чем вопрос задать, понимал, что неприятно Владимиру будет на него отвечать, однако всё равно спросил…
– А я б, знаешь, наверное, и не смог бы, как ты… один, то есть… Как представлю, что один остался, даже и говорить не с кем, так точно вижу, как в петлю лезу…
– Мне и тебя довольно – я не одинок.
И тут почему-то я ощутил себя одиноким.
– В трактир пойдём?
– Фу! Не сегодня, – отвернулся Владимир.
Я просидел у Басулина ещё около часа и пошёл к себе. Всё это время я ощущал, как неудобен мне крест – и теперь, когда пишу это, то же ощущаю. Точно от него вся грудь чешется, что и до кровавых подтёков я её уже расчесал, и колется он, словно впивается в самую плоть. Заглянул в трактир: вечер ожидался творческий и продуктивный…
С порога встретила Машенька. Странное чувство меня охватило: так было мне блаженно, будто несколько лет пребывал я с Машей в разлуке. И с такой нежностью, таким жаром обхватил я её стан, что даже веки мои отяжелели от подступающих слёз… Она обвила мою шею руками, прильнула губами к моей щеке… От неё веяло свежестью и прохладой; на лице её я заметил ещё не отошедший морозный румянец – должно быть, ходила куда-нибудь. Спокойствием и упоением был наполнен этот сладостный момент; мне даже сделалось стыдно, что я к своей прекрасной Музе пришёл с графинчиками… Она ничего про это не сказала – сразу поняла, что всю ночь я намерен работать. Господи, как я люблю свою Машеньку! И что бы я только без неё был?..