– Писательство, друг, дело неблагодарное. Ты бы лучше подумал, как иначе лишний гривенный заработать, да и снёс бы его за квартиру.
– Ты что Маша: сколько я говорил, что от дела своего не отойду.
– Сплошное мучение.
– Пусть так! А писать я не перестану – ещё увидите: будет моё имя печататься на страницах журналов.
– Ну, даст Бог.
Басулин поднялся из-за стола, прошёлся по комнате, попутно поправляя вещи на полках.
– А насчёт твоего романа, – заговорил он. – Всё-таки я не согласен с тобою: не в сущности человеческой кроются наши слабости, а в разумах. Люди разумно поддаются соблазнам, предвещая все ожидающие их последствия.
– Разве может разум остановить человека, когда того одолевает жуткая страсть, жажда…
– Очень даже может. Если он разумом и силой воли силён, то всякий соблазн преодолим.
– Одно дело разговоры.
К слову, о романе. Целью моей стоит показать, как разрушительно порок может сказаться на судьбе человека. Нередко случается, что одарённая, талантливая личность не находит себе применения и места в жизни из-за какой-нибудь гнусной привычки. Мой главный герой – жуткий картёжник, проигравший всё до последнего кафтана. Азарт, страсть, игра, мания – вот что управляет всем его телом и разумом! Однако, помимо карт, он одержим театром: он редкой выделки актёр и выдающийся скрипач; но возможно ли совместить высокую цель служения искусству с низкой зависимостью от зелёного стола? Надеюсь, мой читатель будет проницательнее, чем у Чернышевского, и поймёт эту мысль.
Мне внезапно припомнился мой недавний странный гость. Перед моими глазами вновь пронёсся его большой, тёмный силуэт, в ушах послышался грубый смех, по телу пробежала мелкая дрожь. Я рассказал Басулину всё, что случилось той ночью.
– Это ты, друг, утомился, – вынес он заключение, – всё работаешь, пишешь. Не мудрено, что такая чушь покажется, когда ночами при тусклых свечах часами бумагу мараешь. Отдохни ты, ей Богу!
Я кивнул головой в знак согласия.
Басулин подошёл к окну; рассматривая припорошённую снегом улицу, призадумался.
– Говоришь, хозяин приходил, – начал он. – Он приходил, а платить нечего… Возьми же ты у меня, Митька, – бодро обратился он ко мне с просьбой в голосе, – возьми, сколько нужно, уплатишь. А там уж мы с тобой, как пойдёт, рассчитаемся, сочтёмся.
Я отказался брать деньги. Басулин ещё пытался меня упрашивать, но, не сумев пройти сквозь моё упорство, смирился.