Войдя в кухню, я застал её за мытьём посуды. Вовочка, уже, судя по всему, сытый, сидел за столом и игрался с заводной лошадкой, подаренной мною на Рождество. Есть ли пределы детскому счастью, когда дитё наконец получает долгожданную игрушку? С самого лета он твердил мне, что хочет себе такую лошадку. Что тут сделаешь? – где-нибудь лишний раз уж прибережёшь, да на игрушечку отложишь. Вовочка вообще всегда был ребёнком тихим и смирным – грех не порадовать такое послушное дитя. Хотя тут и не понятно кого радуешь – себя ли или сына. Неужели самому не приятно, когда сыночек, обхватив пухленькими пальчиками игрушку, смотрит на тебя полными счастья глазами?
Завтрак скромный, но жить в излишествах нам и не приходилось.
– Как спалось? – обращалась ко мне Маша.
– Плохо.
– Всё пишешь?
– Пишу.
– Всю ночь писал?
– Почти.
– И всю ночь пил?
– Пил…
Маша вытерла руки, подсела ко мне за стол.
– Митя, когда это уже кончится?
– Что я могу тут поделать.
– У нас сын растёт, а нам и одеть его порой не во что. А ты только и делаешь, что пьёшь и пишешь, пишешь и пьёшь.
– Неужто не привыкли так жить?
– А я больше не хочу такой жизни. Я хочу, чтобы моему сыну ни в чём не было нужды. Но твои романы… не могут этого обещать. Сам же видишь: нам едва ли хватает.
– Что я могу сделать?
– Может… бросишь ты это дело?
– Маша, уже сколько раз об этом говорили! Даже не думай об этом. Это невозможно, чтобы я отрёкся от пера.
– Тогда я сама работать стану. И мне всё равно, где работать, хоть горничной, а только опостылела мне такая жизнь!
– Ты что такое говоришь? В жизни не допущу тебя в горничные!
– Что мне ещё остаётся?
– Ты мне эти разговоры брось! Глядь, что удумала. Я тебе говорил, что в скором времени всё будет. У меня всё получится. Деньги будут, а там и известность придёт.
– И всё-таки очень много ты возлагаешь на свой роман.
– Высокого результата не может быть без высоких амбиций.
На несколько минут совсем замолчали.
– Маша, – нарушил я тишину, – а к нам ночью никто не приходил?
– Что?
– У нас никого ночью не было?
– Когда?
– Часа так в четыре, пять.
Маша поднялась из-за стола, закрылась руками и, вздыхая, ушла к себе. Она плакала.
«Опять напился!» – видно, подумалось ей.
Оставшийся день прошёл спокойно, с Машей я разговаривал мало. От усталости спать лёг рано. Ночью никто не приходил.